На южных рубежах
Шрифт:
Бай теперь обнаружил свою оплошность и счел наиболее достойным сделать вид, что не расслышал.
– Лучше тебе обеспокоиться о том, юнец, чтобы находиться подальше, когда могущественный кокандский хан со своим священным воинством разобьет твоего Калпака. Вместо этого, ты, как всегда, треплешься о пустом.
Бай совсем извелся. У Кожегула на столе, он оставлял конфеты и сладости, в надежде, что их заберет себе горничная казачка. Он следил за ней на улицах станиц, отправлял с теми же заданиями двоих прислужников, которые сопровождали его с самого отъезда из аулов и жили при нем.
Ему удалось выяснить, что живет она в Малой станице, на самом краешке выселка, в покосившемся дряхлом домишке о двух комнатенках и с камышовой крышей. Был у нее младший брат десяти лет и пребывали они в большой нужде – голь голью. Казачка подрабатывала горничной в разных домах и вообще бралась за любую работу, помогала в трактире Наума, когда требовались дополнительные руки, косила камыши и траву за выселками, в сезон пристраивалась на сбор груш и яблок.
Оказалось, что дети эти – сироты, и ютились они в курене слепого старика, отставного станишника Клима Дубова, который даже родней им не приходился, но мальчишка был у старика поводырем, а сестра его вела убогое их хозяйство и подрабатывала всюду, так как пенсии ветерана хватало разве на то, чтобы самому не пойти по миру. Речи о том, чтобы обновить одежонку или прикупить телочку, дабы иметь свое молоко, даже не стояло. Звали эту девушку-горемыку Зоей Черепановой.
Аманжол разузнал все, что было можно, все места, куда девушка ходила, имел точные сведения о том, чем занимается ее младший брат, что поделывает слепой старец – бай наблюдал и за ним.
Тогда, вследствие долгих раздумий и множества неловких попыток познакомиться с Зоей, баю пришла неожиданная мысль. Собственно, чего это он изобретает колесо? Ведь есть заветы его предков, которые, должно быть, в таких случаях, не сильно отличаются от традиций русских. У девицы есть старик, пусть и не родной, есть брат, пусть и малолетний. И, что немаловажно, живут они оборванцами, а девица кормит эти два голодных рта, работает и изводится, в то время как место ей – в цветастых садах Багдада или на золотом ханском троне! Она подобна райской гурии, столь же желанна и дорога для байского сердца, но вместо того, чтобы прислуживать ему и дарить свою ласку, она пашет землю, словно вол, и таскает тяжести в трактире еврея, как вьючный осел!
«Так что же мне мешает», – рассуждал далее бай, – «почему бы не пойти к старику и не сговориться с ним? Я заплачу поистине ханский калым, слава Аллаху, косяки мои тучны…»
Бай готовился уже сделать так, но, поразмыслив еще, на свою беду, снова засомневался. Девица, узнав об этом, может взбрыкнуть, отказаться. К сожалению, скот и товары из аула бай уже обратил и разменял в Верном и тем, что у него было в наличие, здесь никого не удивишь. Да и неприлично почтенному карасакалу, уже женатому, ходить к нищим старикам и предлагать себя в мужья. Нет, нужно было сделать все как полагается. Недаром существуют обычаи, освященные столетиями. Все они исходят из мудрости и векового опыта. Поэтому, презрев все опасности, упрятав страх перед Колпаковским поглубже в нутро, забыв об обещании быть рядом с султаном в битве, во имя любви, бай решил сбежать из Верного.
Нужно было достичь своих аулов, где, будучи властелином своей судьбы и шкуры, огромных табунов лошадей и сотен юрт сородичей и подданных, выслать к старику честь по чести людей для кудалыка 82 , с богатыми дарами.
Заодно, кудалар могли бы узнать, как в Верном отнеслись к его побегу и не назначил ли Колпаковский гору золота в награду за поимку беглого бая или за его взбунтовавшуюся голову, отделенную от плеч. Если так, то в худшем случае, начальник возьмет их в заложники и тогда, поторговавшись как следует, бай их выкупит, пока сам будет в безопасности. Если же начальник простит его, то кудалар свободно явятся к старику-казаку, испросят разрешения поставить белую юрту рядом с его избой, одарят его подарками, оденут дорогой шапан на его дряхлые плечи и водрузят малахай из волчьей шерсти на его белую голову. Для мальчишки бай не пожалел в своих грезах породистого жеребенка, с седлом и уздечкой, а для будущей токал он отправит кимешек 83 , обшитый жемчугом и самый изящный камзол.
82
Часть свадебного обряда, сватовство. Кудалар – сваты (каз.)
83
Женский национальный головной убор для замужних (каз.)
Сам же бай, тем временем, подготовит свадебный пир в ауле, скачки и торжественные игрища, такой той 84 , о которам еще десятилетие по всей Степи, да что там, во всей Азии, будут говорить не иначе как со вздохами восхищения и муками зависти. Тогда ни старик, ни сама казачка, не смогут устоять перед соблазном, и непременно согласятся на брак. В конце концов, к чему старику сопротивляться, ведь мудрецы говорят: цель дороги – дойти, цель девушки – уйти.
84
Пир, празднество (тюрк.)
Как только кудалар сделают свое дело, старик с девушкой должны будут явиться в аул, а уж там, был уверен Аманжол, девушка трижды произнесет слова шахады 85 и мулла совершит обряд при свидетелях.
Великодушный меджнун, в обычной своей жизнедеятельности скаредный и хитрый, теперь был готов отказаться от приданого и полностью взять на себя ответственность за красавицу. Он поставит ей за свой счет отдельную юрту, чтобы юную токал не заклевала его ядовитая байбише 86 , выделит ей косяк лошадок, чтобы она могла жить независимо, хоть на все это и придется поиздержаться.
85
Свидетельство (араб.) Текст таков: «Свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха, и что Мухаммед – его пророк». Троекратное произнесение этого свидетельства в присутствии священнослужителя означало принятие ислама.
86
Старшая жена (каз.)
Решив так, бай сделался непреклонен, хоть и соблюдал осторожность. Опасности он презрел не полностью, страхи его, хоть и улеглись, но не исчезли, и свою медлительность он оправдывал исключительно уважением к султану Аблесу, потому что дал ему слово, которое вот-вот собирался нарушить. Но любовь и казачка стоили того.
Все ему в Верном надоело, все осточертело. Аманжол устал бояться, устал чувствовать себя ненужным и незаслуженно обойденным вниманием со стороны важных людей. А грозного султана Аблеса все не было, так что бай разработал тактику побега.
За пару ночей он придумал хитроумный план. Во-первых, он решил выехать ночью, чтобы не быть замеченным русскими, ведь он все еще боялся суровой мести Колпаковского за свое малодушие. Во-вторых, ехать он решил не на своем могучем бактриане 87 , а на ишачке своего слуги, которого, вместе со вторым помощником, он решил оставить в юрте под Верным, для отвода глаз, как будто бай стоит на месте. Им было велено выдвигаться позднее, не высовываться из юрты и всем говорить покуда, что бай приболел. Естественно, все наторгованные богатства бай взял с собой, погрузив на второго ишака, так что на бедняка, как рассчитывалось, он никак не походил, хоть и надел тряпье своего слуги на свои необхватные телеса. И наконец, наиковарнейшим ходом было письмо, которое бай написал и отправил Кожегулу с нарочным. Там, по-арабски, с оттиском личной тамги 88 , содержалось торжественное приглашение прапорщика Кожегула на обед к баю на следующий день. Этим, бай рассчитывал усыпить бдительность Кожегула, так как был уверен в том, что прапорщик поставлен султаном Аблесом для слежки за ним. В дальнейшем, это письмо и привело к той неловкой встрече в байской юрте.
87
Двугорбый верблюд.
88
Печать в виде родового фамильного знака.
Глава 8. Побег
А до того времени, почтенного вздыхателя ждали некоторые приключения.
Настал вечер, тьма поглотила выселки. Аманжол тайно двинулся в путь по дороге на Софийскую станицу.
Дороги близ верненских станиц были выстелены ковром из желтых листьев. Дальше она уходила в степь. По правую сторону, на юге, высились хребты Заилийского Алатау, образуя собой некую местную границу, хотя империя простиралась дальше этой гряды, в сторону озера Иссык-Куль. Слева же, в северную сторону, простиралась бесконечная плоская степь.