На задворках галактики. Трилогия
Шрифт:
Капитан Негрескул прибыл в расположение роты Масканина верхом.
Оказалось, рота Бембетьева захватила у хаконцев ездовых лошадок. Негрескул забрал себе одну понравившуюся. Любил он лошадок, а тут ещё и транспорта лишился после того как по дороге к бембетьевцам остался без своего мотоцикла, напоровшись на шального пулемётчика. Очередь из рощи, где засел тот пулемётчик, убила штабного унтера, бывшего при Негрескуле и писарем, и водителем–охранником. Пули разбили двигатель мотоцикла и продырявили бензобак, взрыва и возгорания, какие любят показывать в кино, не было. Только благодаря коляске, капитан остался жив. А дальше был короткий поединок. Негрескул, вооружённый
Спрыгнув с разгорячённой скачкой кобылы, капитан отдал её на временное попечение подвернувшемуся егерю. Масканина он поприветствовал взмахом руки и поманил за собой. Присев на бруствер второй траншеи, закурил простую и дешёвую сигарету "Дельта". Для приличия протянул раскрытый портсигар Максиму и лишь кивнул, когда тот отказался.
— Санитары, смотрю, к вам прибыли, — сказал капитан, затягиваясь. — Как кормёжка, успели?
— Да, только что, — не без удовольствия ответил Масканин. "Кашевары" прибыли с супными бачками. Давненько горячей пищи егеря не видели.
— Это хорошо. Хоть здесь порядок. Хоть у вас пожру, — обычно спокойный, начштаба выглядел возбуждённым, движения отрывисты, затяжки нервные.
— Мне когда выступать?
— Не спеши, поручик. Тут натуральный дурдом начался, чёрт возьми… Новые боевые приказы пришли, что–то вокруг не так идёт… На Деда давят. Требуют надежно блокировать Дамме. А мы завязли. Так что скоро и вы в дело вступите… Сверху распорядились резко ограничить радиосвязь. Им, конечно, там в штабах виднее, но мне туда–сюда теперь мотайся! Капитан скривился, сплюнул и затянулся несколько раз подряд.
— Я все понимаю, чтоб когда вопли о помощи в эфире… Никто чтоб резервы не материл… Пятый бат как раз ту рокаду перерезал, о который ты вчера говорил. А двадцать минут назад на КП Деда прямым текстом в эфире приняли, что девятнадцатую роту там вовсю избивают, что её почти и нет уже.
— Так что ж это? Мотострелки же за нами сосредотачиваются! И хэвэбэшники!
— Во! Видишь, и ты мотострелков помянул. Хаконы нас слушают, мы их… А мне в итоге беготня, время только теряется!.. Не успевают мотострелки, только голова колонны подошла. А ХВБ… Вот они как раз и вступят в дело после тебя. Как Дамме возьмёшь, так и они пойдут.
— Гауптманн у меня тут нарисовался. Говорит, налаживать взаимодействие пришёл. Ещё о какой–то чудесной штурмбригаде велгонской плетёт…
— Хм! — капитан глубоко затянулся и щёлчком выбросил докуренный до фильтра окурок. — Поглядим, что за штурмбригада. Пленные у Бембетьева показали, что велгонцы рядом должны быть. Что за часть, не знают. Что с простых гефрайтеров возьмёшь? Где гауптманн?
— С пленными поговорить захотел. Я разрешил. Осадчего приставил.
— Угу. Так-с, с хэвэбэшником я поговорю, а ты жди буаровцев. Или уже прибыли?
— Да нет пока.
— Хреново. Долго они там чешутся… А! Мне тут все уши прожужжали, что к нам какая–то трофейная команда прибудет.
— Не понял. Обычное ведь дело — трофейщики при наступлении. Я и сам их жду.
— Нет, эти не простые, судя по нервозности вокруг них. Свербит у кого–то в заднице. Какая–то там шишка команду эту отрядила. Сейчас они в третьем бате, потом у тебя появятся. Мины их интересуют, наверное, что хаконы перед
— Есть.
— Ну, всё. Пойду с твоим гауптманном поговорю. А ты давай тут, не спи.
Разговор с Ханеманном у Негрескула получился короткий и продуктивный. Покидав прямо на землю сорванные доски из ближайшего блиндажа, капитан разложил на них карту, придавив по краям и по центру камнями, чтобы ветер не сорвал. Так и расселись на земле. И начали строить из себя великих стратегов. Егерь, подосланный Масканиным, принёс Негрескулу полевой бачок с супом, миску из нержавки и хлеб. Капитан продолжил разговор, совмещая его с едой. Под удивлёнными взглядами гауптманна, прополоскал водкой миску, вылил в неё суп, накрошил туда хлеба и добавил слегка водки. Размешал все это вытащенной из сапога ложкой. И принялся за еду, как ни в чём ни бывало.
Хэвэбэшники ушли тихо и незаметно. А начштаба долго, минут десять, материл кого–то по полевому телефону, который успел к этому времени приволочь с исходного сержант Никон Артемьевич.
Буаровцы, так называли ребят из БУАРа — батареи управления и артиллерийской разведки, прибыли, когда Негрескул покинул расположение роты. Приехали они на трёх грузовиках с боеприпасами, восседая прямо на ящиках, которые доставил старший фельдфебель Вагенький, начальник боепитания батальона. Под командой Вагенького было десять бойцов, не считая водителей. Встретили их радостно. Патроны и гранаты всегда в цене. Особенно обрадовался Лучко, получив возможность набрать столько ящиков с минами, сколько душа пожелает. А его нескромная душа пожелала много. Не поскромничал и командир миномётного взвода второй ПРОГ.
Старшим у артиллеристов был подпоручик Арнаутов, по виду — весельчак и юнец. Наверное, он даже младше Зимнева был, Масканин не стал уточнять. С Арнаутовым прибыл смуглый от въевшегося, видать ещё с лета, полевого загара седоусый и голубоглазый подпрапорщик, которого буаровцы называли Мамаем. Оказалось, это было его имя. Экзотичное имечко для Новороссии, да и среди вольногоров. Остальные буаровцы сплошь рядовые, восемнадцатилетние из последнего призыва, в новеньких полевухах и бушлатах. Интересно было за ними наблюдать со стороны, как они таскаются со своими приборами. А этого добра у них было с избытком. Относительно лёгкие и компактные стереоскопические дальномеры и массивные перископические. Новенькие радиостанции Р-213 и даже зачем–то буссоль. Всё это хозяйство на двенадцать человек плюс личное оружие, у кого карабины, а у кого и пистолеты–пулемёты системы Катлая, самые массовые ПП в русской армии. Эта дюжина была взводом из БУАРа, приданным Масканину для корректировки артогня. Дивизион шестидюймовых гаубиц АД-32, должен будет поддержать штурм, когда 16–я рота начнёт брать Дамме.
"Не хило, подумал Максим, восемнадцать орудий для меня одного выделили. Эх, всегда бы так".
— Тяжёлых — тридцать два, — хрипло сообщила Танюша, куря глубокими затяжками.
Её испачканное грязными разводами лицо было безмятежно. А точнее, она просто зверски устала. Три ампутации провела, а для неё это до сих пор было делом жутким. Хорошо хоть санитары — мужики крепкие, не смотря на то, что всем по полтиннику минимум, держали обезумевших от боли и ужаса раненых. Анестезия действовала не мгновенно, да и медлить с ампутацией в этой жуткой грязи было нельзя. Насмотрелась она на газовые гангрены. На влажные, самые страшные для неё.