На закате солончаки багряные
Шрифт:
С воцарением фигуры Хрущева непривычный к демократическим всплескам в речах, к необычным поступкам первой фигуры в государстве народ поначалу вытаращил глаза на выверты нового хозяина Кремля, но потом, усмехаясь и копя иронию для будущих анекдотов, впрягся в те же оглобли, дивясь только непривычной нахрапистости возницы, неумело дергающего вожжи, подстегивающего державного конягу, шалеющего, взбрыкивающего на поворотах.
С началом целинной эпопеи, которая выразилась в наших весях буйной распашкой скудных солонцов (то есть отличных овечьих пастбищ), раскорчевыванием старинных березовых колков и рощ, с воцарением «королевы полей» — кукурузы, батя наш на короткое
По замыслам реформаторов, спустивших до низов инструкции о том, как «завалить» страну садо-во-овощными культурами и, конечно ж, кукурузным зерном, в совхоз привезли невиданные до сего дня агрегаты, которые поручили отцу. Агрегаты замешивали в своей утробе компоненты каких-то смесей, расписанных инструкцией, затем выдавали аккуратной формы торфо-перегнойные горшочки. Продукция эта требовала бережного обращения, будто со стеклянными или фарфоровыми изделиями. Отец не вынес трудоемкости, а скорей, муторности сего сомнительного предприятия. Разочтясь с совхозным начальством, он с упоением взялся пасти деревенское стадо, которое с общего согласия и доверия односельчан было поручено нашей семье.
Пастушья эпопея продлилась всего один сезон — с мая по сентябрь 54-го года. Принесла она в дом наш кой-какой достаток и изобилует разными степными красками, событиями, случавшимися с крупнокопытным, рогатым и прочим баранье — овечьим составом деревенского стада, а также с его попечителями-пастухами. В помощь отцу впрягся и брат Саша, оставив на второгодниченье учебу в девятом классе. О работе этой, пронизанной запахами трав, степными грозами, горячим солнышком, жаворонковыми трелями, требуется отдельное повествование…
А пока сподручней поведать о промыслово-ондатровом буме, который случился в эти же годы на моих глазах. Мы, околоточная ребятня, вошедшая в пору пионерского возраста, стали если уж не участниками, то активными свидетелями этой промысловой лихорадки, охватившей южно-сибирский озерный край. Лихорадки, напоминающей джеклондоновскую, золотую.
Всё дело в том, что на базе наших, не столь глубоких, чуть солоноватых, озер, с буйством камышовых займищ, с богатой флорой для прокорма, завезенных из Америки водоплавающих пушных зверьков, чья-то умная голова придумала организовать районные ондатровые хозяйства. От торговли ондатровым мехом с заграницей в страну потекла валюта. На озерных угодьях работали охотоведы — подготовленные в вузах специалисты-биологи. Следили за сохранностью зверька, его миграцией, учили-наставляли промысловиков.
Охота на зверька разрешалась капканами лишь в зимнюю пору, с началом ледостава на озерах и болотах и до средины марта. Строго! Весной зверек начинал линять, шкурка теряла качество, товарный вид. Весной же рождался приплод. Затем зверьки строили новые камышовые хатки. За лето подрастал молодняк. А в новый охотничий сезон охотник мог легко определить наличное поголовье ондатр на закрепленном — по договору — за ним водоеме: по хаткам, по камышовым кормушкам, что строились зверьками ближе к глубоким местам.
Привычная картина. В любой зимний день, на заре, еще по сумеркам, скользит на лыжах от родного огорода в сторону озера фигура промысловика-ондатролова. Полушубок или овчинный кожушок перетянут поясным ремнем. За плечами увесистый рюкзак с капканами. Лопата в руке. Кто-то и при ружьишке: вдруг попадутся на пути заяц, лиса. А то и волчина матерый забредет с голодухи из северо-казахстанских березовых колков или проломится к нашим южным местам — из буреломов северной тайги.
Труд ондатролова требовал силы, здоровья. Наш сосед — дедка Павел Замякин,
Ну вот, обошел охотник свои угодья, собрал в рюкзак добычу. И тут будь осторожен: зверек попадается еще живой. Тогда изловчись, поймай его рукой за шею, другой — за хвост. Рывок. Зверёк затихает навсегда. Занятие и зрелище не для слабых!
Дома, по вечерней мгле, под завывание метели за окном, когда уже натоплена в избе печь-буржуйка, похлебав щей, согревшись окончательно, начинает охотник другую кровавую операцию. Устроившись на голбчике, придвинув просторный тазик, поширкав о брусок нож доброй закалки, охотник аккуратно снимает шкурки с оттаявших тушек…
Пластают в печурке поленья, в махорочном дыму сияет под потолком дома керосиновая лам-па-«молния» иль электролампочка, урчат, чуя сытное кровавое мясо, коты. Головы котов, отъевшихся за зиму, похожи на средней вместимости чугуны с живыми горящими плотоядно глазами. Усатые, нагловатые, жоркие.
Снял пушные шубки со зверьков охотник, попировали коты, сожрав с урчанием по тушке ондатры. Остальные тушки сложены в морозном углу сеней или сарая. Первое время тушки эти просто выбрасывались на огородный сугроб для пиршества сорок и ворон. Сметливые охотничьи жены приспособились потом варить ондатровое мясо в ведерных чугунах для кур, а то и для зимующего в хлеве подсвинка. Иной подсвинок, превратившись таким образом из вегетарианца — потребителя картошки и отрубей! — в хищника, подкарауливал зазевавшихся на сонном насесте кур, разрывал их в клочья, сжирал, оставляя охающей по утру хозяйке пух и перо, разметанные по свиной загородке.
У промысловика же впереди еще много операций по подготовке пушнины к сдаче заготовителю.
Рано обучившись промысловому делу, которым владели в семье старшие, мог бы я в ту пору и в охотники поступить! Да кто бы позволил? В мои-то зеленые годочки!
Но бум ондатровый в нашей охотничьей семье остался не только неприязнью к ондатровому меху, из которого в пору нехватки «настоящих» магазинных одежек, шила мать воротники на старенькую одежонку, шапки, варежки, чуни, носки.
Окрестные псы, учуяв мое появление на улице в такой экипировке, поднимали истошный лай, рвались и срывались с цепей. От псов я отбивался. Зато в школьном коридоре ондатровая моя шапка, сорванная с головы пацанами постарше, превращалась в футбольный мяч. И это б ладно, если бы кто-нибудь не обзывал «казахом». Отчего-то мирные наши североказахстанские «братья», щеголявшие зимой и летом в мехах, недолюбливались нашей ордой.
Летом 1955 года ондатровая эпопея обернулась для нашего подворья огромными хлопотами в пору сенокоса. Отец сделался начальником производственного участка охотконторы. Попросту — заготовителем пушнины. Выдали ему телегу, розвальни, коня с упряжью. И как средство самообороны мелкокалиберную винтовку «ТОЗ-11». Получал он в банке для расчета с охотниками целый портфель денег — ассигнаций еще дореформенного образца: килограммов пяти весом. Отправляясь в любую озерно-избушечную глушь, отец брал этот портфель в розвальни, под тулуп. А из-под тулупа острым жальцем смотрел кончик ствола «тозовки». Но никто ни разу не посягнул на деньги — ни в озерной глуши, ни на проселочной дороге.