На земле живых
Шрифт:
– Что вы поняли сегодня? Кто это сделал и зачем?
Хамал опустил глаза и глубоко вздохнул. Дьявольщина. Он проиграл и понимал это.
– Я не знаю, Морис, - Гиллель развалился в кресле и, предваряя возражения Мориса де Невера, желчно и методично продолжил, - вы недоумевали, вспоминали покойную недобрыми словами и откровенно радовались её смерти. А в остальном ваши мысли поглощал ваш ночной флагеллационный эпизод. Не буду распространяться, к делу это не относится.
– Он насмешливо и гадко улыбнулся.
– Эммануэль вообще ни о чём, как я заметил, не думал, но был чем-то потрясён. Мормо всегда думает, что говорит, но редко говорит то, что думает. Однако сегодня его слова с мыслями не расходились. Он расстроен. Нергал ничего не думал о покойной, но был погружен в размышления, что лучше заказать к ужину - телячий шницель по-тоскански, ростбиф, рагу ди монтоне или свиные отбивные, в итоге, по-моему, остановился на отбивных. Если нужно, можно уточнить. Риммон вспоминал какую-то прогулку с синьориной ди Фьезоле и ликовал почище вашего. Сама синьорина ди Фьезоле размышляла о загробной участи души убиенной, а Бенедикт Митгарт думал о каких-то закладных. Ну, что думал Виллигут, я опущу. Мисс Утгарт считала покойную особой легкого поведения и презирала, а мисс Хелла и мисс Эрна думали, что та получила по заслугам. При этом, у мисс Патолс были ещё некоторые мысли в отношении вас, мсье де Невер, о чём, впрочем, умолчу, хотя и замечу, что они немало развлекли меня ...
– Гиллель снова гадко хихикнул.
– Я еле сдержался, чтобы не нарушить хохотом кладбищенский ритуал.
Из кривляний и издёвок Хамала Морис де Невер вычленил лишь то, о чём Гиллель не сказал.
– Скажите, о чём думал Генрих, я настаиваю!
Глаза Хамала, и без того большие, распахнулись вполлица и заискрились. Он со злой иронией взглянул на Мориса де Невера, и с глумливой усмешкой уступил его домогательствам.
– Ну, что же, если настаиваете... Он думал о вас, Морис, ему хотелось отдаться вам. Он думает, что вы с Ригелем любовники, и ревнует. Он считает вас красавцем, и влюблён в вас, как кошка. Однажды в бане он видел ваши гениталии, они перевозбудили его и с тех пор он мечта...
– Тьфу! Бога ради!!
Хамал с мстительной и ядовитой усмешкой пожал плечами, театрально разведя руки в стороны.
– Вы же настаивали... Вообще-то, дорогой Морис, запомните на будущее, умные люди настаивают только на лимонных корочках, иначе настой царапает горло...
Невера замутило, но он сумел взять себя в руки.
– Значит ли это, что никто из них не причастен к убийству?
Хамал высокомерно и зло улыбнулся.
– Это значит, что господин Ригель, присутствующий здесь, прав, когда думает, что убийца доволен содеянным, и не слишком обременён угрызениями совести и мыслями о совершённом. Мне не хотелось бы излишне смущать вас, Эммануэль, - продолжал мягче Хамал, обращаясь уже к Ригелю, - но должен заметить, что вы - единственный человек на курсе, в чьи мысли никогда не стыдно заглянуть.
Эммануэль смутился, опустил голову и потому не заметил, как покраснел Морис де Невер.
Глава 10. Бог весть - кто, но главное - как?
'В обществе нужно лгать, притом настолько тонко,
чтобы вас не заподозрили во лжи и не стали презирать,
как бездарного фигляра, затесавшегося в труппу отличных артистов'.
Никола Шамфор.
У того, кто проводил бы с похорон Августа Мормо и Фенрица Нергала, была бы возможность убедиться в правоте слов Гиллеля Хамала. Но их никто не проводил, и оба они уединились в кабинете Мормо.
– 'De Sagis et eorum Operibus', 'De Virtute Imaginativa', 'Philosophia Sagaria', 'De Pestilitate', 'De Morbis Amentium', - Нергал лениво читал названия толстых запылённых фолиантов, украшавших книжные полки кабинета Мормо. Хозяин кабинета лежал тут же, на тахте, глядя в потолок.
– Чёрт возьми, Аугустин, ты, как я посмотрю, интеллектуал.
Мормо не был польщен похвалой.
– Заткнись, Фенриц.
– Ой, прости, я и забыл, что ты в трауре. Что-то долго не несут отбивные, я голоден, как волк, - Нергал в нетерпении выглянул в коридор.
– Ты - грубое животное, Фенриц.
– Мормо перевернулся на тахте лицом вниз.
Нергал прыснул.
– Ну, что же поделаешь...
– он налил в бокал коньяк и поглядел сквозь него на закат.
– Кстати, я убежден, что, по меньшей мере, половина наших дорогих сокурсников уверена, что Лили укокошили мы с тобой - вместе или порознь.
Мормо не изменил позы и ничего не ответил. Дверь распахнулась, и слуги внесли подносы. Фенриц, повязав салфетку на грудь так, что сзади торчали огромные белые эрзац-уши, дублирующие его собственные, вооружился ножом и вилкой. Мгновенно расправившись с двойной порцией отбивных, стянув при этом ещё и солидный кусок свинины с тарелки Мормо, он отдал должное трюфелям и картофельной запеканке. Затем, памятуя мудрость Брийя-Саварена, что ужин без сыра, что девица без глаза, на закуску, pour la bonne bouche, с тихим блаженным урчанием съел кусок нежнейшего сливочного сен-нектера величиной с кулак Голиафа и - потребовал кофе.
– 'Paramirum', - прочёл он вслух название фолианта, лежащего на комоде. Подтянув к себе инкунабулу, углубился в чтение, методично чередуя коньяк и кофе, заедая их свежайшими булочками со взбитыми сливками.
– Фенриц...
– Мормо неожиданно приподнялся, взглянув на Нергала воспалёнными глазами.
– Кто это сделал?
Нергал допил коньяк и запихнул в пасть последнюю, десятую булочку.
– Не знаю. Послушай-ка, что говорит Парацельс о воздействии воли на расстоянии. 'Что касается восковых изображений, создаваемых, дабы помочь воображению, замечу, что человек, желающий навредить своему врагу, может сделать это. Я могу заключить дух своего врага в изображение и потом ранить и калечить его воздействием моей воли, и таким способом тело моего врага будет повреждено и изувечено. Сила воли есть главное в медицине. Изображения могут быть прокляты, и наводить на тех, кого они представляют, лихорадку, падучую, апоплексию и смерть'. Любопытно...
– Фенриц...
– Звук и интонация голоса Мормо заставили Нергала обернуться.
– Кто мог это сделать?
К счастью, Мормо не обладал талантами Хамала, и мысли Фенрица остались ему неизвестны. Нергал же искренне недоумевал. Поведение Августа было необъяснимым. Так горевать из-за какой-то рыжей шлюхи! Лили всегда напоминала ему дочку его кухарки Бетти, надоедливую дурочку, которую он как-то походя обрюхатил. Правда, Лили, надо отдать ей должное, никогда ему не надоедала, но в её смерти он не видел ни малейшего повода для скорби. Фенриц разорвал бы глотку всякому, кто обвинил бы его в этом убийстве, но, кроме смехотворной инсинуации Риммона, никто ничего не говорил. Отчего же не закусить с аппетитом, а валяться на тахте с ввалившимися глазами? Неужто... неужто Мормо был влюблён? Бред какой-то! Да такими Лили забиты все городские бордели, выбирай любую!
Что до того, кто мог убить эту кокотку, то не всё ли равно?
Однако делиться этими соображениями, бесспорно, не лишенными здравомыслия и сокровенного понимания жизни, Фенриц с Августом не стал, но придал своей физиономии вид задумчивый и глубокомысленный.
– Ну, давай поразмышляем. Митгарт прав, в нашем крыле постороннего бы заметили. Ты и я исключаемся. Мы расстались в шестом часу утра. Я завалился спать. Проснулся в два и пообедал. С трёх - со мной был Виллигут... хотя, конечно, он вполне мог прикончить её до того, как прийти ко мне. Но для чего ему её убивать?
– Зачем он приходил? Ему мало было ночной феерии?
– Да, представь. Но, помимо прочего, он хотел узнать, почему в мессах не участвует мсье Морис де Невер. Подумать только! Видимо, ему не всё равно, кто входит в его... э-мэ...святая святых. Этим он обидел меня, кстати, да-да, ранил в самое сердце. Я, конечно, не такой Купидон, как Невер, но не всё ли ему равно сзади-то?
– Нергал попытался выразить недоумение, но физиономия его приобрела выражение издевательское и глумливое.
– Мой жезл ничем не хуже неверова, это даже Лотти из 'Фазанов' признала.