На железном ветру
Шрифт:
Негромкий посторонний звук заставил всех троих насторожиться. Мельников отступил под прикрытие марша, ведущего на третий этаж, знаком приказал то же самое сделать остальным.
Дверь вершкинской квартиры чуть приоткрылась. Высунулась голова в зеленой инженерской фуражке. Глаза, затененные крутым козырьком, обшарили площадку, лестничные марши. Створка распахнулась, и на площадке появился высокий плечистый человек в сером плаще с большим коричневой кожи чемоданом. Прикрыл дверь. Щелкнул самозапирающийся английский замок. Человек сделал шаг к лестнице, и в то же мгновение Мельников в два прыжка, с необычайной для его комплекции легкостью, преодолел расстояние до площадки второго этажа. Следом сбежали Холодков и Михаил.
Вершкин от такой неожиданности уронил чемодан. Глубоко посаженные черные глаза расширились.
— Придется вернуться, гражданин Вершкин, — загородив собою лестницу, негромко сказал Мельников. Холодков быстро ощупал карманы инженера, из правого достал браунинг и маленький блестящий ключик. Отпер дверь, вошел. Мельников втолкнул туда же Вершкина, кивком велел пройти Михаилу, подхватив чемодан, вошел сам и закрыл дверь. Щелкнул английский замок. Все это произошло в течение считанных секунд.
Холодков нащупал выключатель, и в прихожей вспыхнул свет.
— Па-а... пазвольте, — придя наконец в себя, заговорил инженер, — я не понимаю... Кто вы?..
— Сядьте, — Мельников подбородком указал на колченогий облезлый стул, доживавший в прихожей свой век.
Вершкин послушно сел. Мельников показал ему удостоверение и ордер на арест и обыск.
Михаил с любопытством рассматривал эсеровского деятеля. Это был крупный, упитанный человек с розовой, тщательно выбритой физиономией. Он быстро сумел овладеть собой и, ознакомившись с документами Мельникова, даже нашел в себе силы иронически усмехнуться:
— Вы действуете незаконно, товарищи чекисты. Обыск производится в присутствии понятых.
— Для вас мы не товарищи, а граждане, прошу запомнить, — официально-сухо сказал Холодков. — Понятые будут. Что же касается обыска, то он не потребуется. Все, что нас интересует, полагаю, собрано в этом чемодане.
Инженер безразлично пожал плечами — воля, мол, ваша.
Прихожая представляла собой обширный коридор. В него выходило четыре двери. Большое, во весь рост, зеркало. Оленьи рога, вместо вешалки.
— Жена, дети дома? — спросил Мельников.
— На даче.
Глаза Мельникова сузились, в них промелькнула ирония.
— Отправили на время заварухи?
— Какой заварухи?
— Той самой, которую вы и ваши единомышленники готовили завтра в ночь.
— Не понимаю, на что изволите намекать.
Холодков взвесил на ладони отобранный браунинг.
— Каким образом очутилась в вашем кармане эта штука, тоже не понимаете?
— Да, представьте себе. Понятые не подтвердят, что пистолет изъят у меня.
— В вашей судьбе это ничего не изменит. Смягчить ее может только полная откровенность.
Вершкин засмеялся.
— Вы, гражданин, — не имею чести знать фамилию, имя, отчество, — напоминаете мне жандарма, который допрашивал меня незадолго до революции. Обожал его благородие откровенность.
— Советую вам обратить ваше сравнение на себя, — спокойно ответил Холодков, — поскольку теперь вы с его благородием заодно.
— Не хорохорьтесь, Вершкин, не советую, — вступил в разговор Мельников. — О вас мы знаем все. И даже то, что сейчас вас предупредили об аресте по телефону.
Как ни мастерски владел собою Вершкин, его смятение при упоминании о телефоне выдала проступившая на щеках едва заметная бледность.
— Ну вот, уже и побледнели, — почти ласково продолжал Мельников. — Так кто же вам звонил?
— Никто.
— Куда же вы собрались на ночь глядя, да еще с чемоданом? — Мельников приподнял с пола коричневый чемодан. — Ишь ты, словно булыжниками набит.
— Собрался на дачу. На ночной поезд.
Вершкин по-прежнему старался сохранять непринужденность тона, однако теперь это стоило ему усилий.
— Ну что же, Вершкин, — как бы заскучав от безрезультатного допроса, проговорил Мельников, — не будем вас больше беспокоить, а то вы уж нас в одну кучу с жандармами валите. — Взглянул на свои часы. — Тот, кто вас предупредил, минут через пятнадцать сам сюда заявится. Люди мы не гордые, подождем. А дверь приоткроем. А то ведь взломает он английский замочек-то... Что ни говори — вещь ценная.
Он подошел к двери, повернул вороток замка, приоткрыл створку ровно на столько, чтобы замок не защелкнулся.
— Ну-ка, товарищ Донцов, принеси из комнат еще три стульчика, а то в ногах правды нет.
Михаил принес стулья. Часть из них разместили в глубине коридора, туда же Мельников попросил пересесть и Вершкина. Инженер подчинился, не преминув заметить:
— Не понимаю, к чему весь этот спектакль?
Однако тревоги своей он уже не мог скрыть. Поминутно облизывал губы, вытирал о брюки потеющие ладони.
Михаил занял место чуть поодаль, на всякий случай преградив Вершкину путь к выходу. Холодков встал позади инженера.
Для себя Мельников поставил стул рядом с дверью, с таким расчетом, чтобы оказаться у вошедшего за спиною. Окинув по-режиссерски оценивающим, взглядом эту расстановку, начальник СОЧ сказал:
— Придется посумерничать.
И погасил свет. Немного погодя в темноте прозвучал его голос:
— Советую не рыпаться, Вершкин, и поостеречься. У того, кого мы ждем, есть прямой расчет вогнать в вас первую пулю.
— Все это похоже на провинциальный театр, — сказал Вершкин.
— Помолчите, — попросил Холодков.