На железном ветру
Шрифт:
— Думал сейчас и об этом, — краснел, признался Михаил. — Трудно это... Мне еще брат... Но я понимаю... Я готов...
— А может, лучше в канцелярии посидишь?..
— Товарищ Мельников!..
Глаза застлал горячий слезный туман, и Михаил ужаснулся: сейчас окончательно опозорится...
Мельников легко встал, поправил кобуру, сказал так, будто речь до сих пор шла лишь о служебных делах.
— Придется нам сойти вниз. Привозят арестованных — посмотришь, нет ли среди них твоего бородача.
— А что, — встрепенулся Михаил, и глаза тотчас же высохли, — на самом деле он — эмиссар Кутепова?
— Похоже на то.
Когда спускались но лестнице, Мельников легонько попридержал его за рукав, шепнул улыбчиво:
— Значит, не желаешь в канцелярию?
— Нет.
— Будь по-твоему. Только на живот больше не жалуйся. — Хитро прищурил глаз.
Под утро Михаил с гудящей от усталости головой дотащился до «дежурки» и, едва упав на стул, забылся тяжелым сном.
Среди арестованных бородача не было.
18
Утром Холодков собрал в кабинете особую группу.
После бессонных суток выглядел он совсем плохо. Глаза провалились еще глубже, под ними образовались черные круги, а нос заострился, точно у покойника. Однако был Холодков, как обычно, сдержан и деловит. Кратко обрисовал положение. Большинство главарей заговора арестовано. Но это еще далеко не всё. В чемодане у инженера Вершкина найден список фамилий с адресами. Поскольку Вершкин признался, что является членом эсеровского так называемого «боевого комитета», то, возможно, что по адресам, названным в списке, находятся склады оружия. Это необходимо проверить немедленно. Далее. Товарищи постоянно должны иметь в виду следующее обстоятельство. Кутеповскому эмиссару удалось пока избежать ареста. Судя по всему, им является бородатый человек в красноармейской фуражке и гимнастерке, за которым вчера вел наблюдение Донцов. Разумеется, со вчерашнего дня он успел сбрить бороду, усы и переодеться. Но есть у него я другая примета.
— Товарищ Донцов, — обернулся Холодков к Михаилу, — поделитесь своими наблюдениями.
— Понимаете, товарищи, он хромает, — вскочив со стула, бойко выпалил Михаил.
— В доме, где я живу, — возразил Федя Лосев, — трое хромают. Все-таки учти: две войны прошло: германская да гражданская.
— Да не так он хромает, как все! — азартно сказал Михаил. И прошелся по кабинету, стараясь ставить левую ногу на всю ступню.
— Ясно теперь? Только он еще с палочкой...
Холодков без улыбки заметил:
— Все это хорошо, Миша, но словесный портрет мы должны послать в железнодорожную Чека и в милицию. Вас к нему не приложишь.
— В конверт не влезет, — не преминул добавить Федя под общий смех.
Минут десять спустя, получив задания, сотрудники разъехались в разные концы Баку.
В тот день у одного из активных муссаватистов в сарае под старой рухлядью чекисты обнаружили настоящий арсенал: пятьдесят английских винтовок и пулемет «Гочкинс» с тремя полными лентами. В полуразвалившемся домике в районе доков имени Парижской коммуны нашли несколько десятков револьверов с патронами, два ящика гранат.
Около двух Михаил вернулся из района доков. В «дежурке» было полно народу. Делились впечатлениями. Табачный дым сплошным пологом стлался над головами.
Под вечер — опять тревога.
Стало известно: несколько эсеров-боевиков из организации «Пылающие сердца» решились на отчаянный шаг — поджечь Сабунчинские промыслы. В этом не угадывалось ни стратегического, ни тактического смысла — одна голая злоба и мстительность. Пожар должен был начаться на перспективной скважине, из которой вот-вот хлынет фонтан. Отсюда огонь неминуемо распространился бы на нефтяные озерца, на соседние скважины, и целый лес деревянных, пропитанных нефтью вышек превратился бы в гигантский костер на огромной площади.
Оперативная группа во главе с комиссаром Медведевым немедленно выехала на промыслы. В группу включили всех, кто был более или менее свободен, в том числе Михаила, Ибрагима, Поля — всего десять человек.
Грузовик за пятнадцать минут домчал их до промыслов. Но к скважине подъехать не удалось — мешал рыхлый, пропитанный нефтью грунт, разбросанные там и тут трубы, бревна, тес.
— Быстрей, быстрей, — торопил Медведев выпрыгивавших из кузова чекистов, — может, успеем раньше — устроим засаду.
Но эсеровские боевики, среди которых находился и сам буровой мастер, опередили. До вышки осталось метров семьдесят, когда захлопали револьверные выстрелы. Чекисты укрылись за длинной грядой железных труб. Пули щелкали по трубам и каждый щелчок сопровождался чугунным гулом. Судя по частоте выстрелов, огонь вели три-четыре человека. Они засели за трубами и бревнами, сваленными у подножия вышки.
Михаил с Ибрагимом открыли было ответную пальбу, но Медведев остановил их.
— Голову надо иметь на плечах. Там же рабочие, они к этой сволочи не касаются.
— А что же нам — смотреть? — запальчиво возразил Михаил.
— Не горячись, — миролюбиво отозвался Медведев. — Скоро стемнеет.
Чок-бо-о-ом! Чок-бо-о-ом! — гудели трубы. Эсеры не жалели патронов.
Трубы были навалены неровно. Михаил нашел меж ними просвет, стал наблюдать: Увидел: из-за кучи бревен высунулась рука, сжимающая револьвер. Выстрел — рука спряталась. Опять показалась. Выстрел — спряталась.
Михаил знаком подозвал Поля.
— Под силу тебе такая мишень?
Поль заглянул в щель, привычно подбросил и поймал наган. Из-за бревен высунулась рука с револьвером. Поль выстрелил. На диво легко, будто играючи. Рука исчезла. Револьвер скользнул по внешнему скату бревен, застрял в щели.
— Здо-орово! — восхищенно блеснул глазами Ибрагим.
Михаилу сделалось приятно, будто его похвалили. Он гордился другом.
Солнце скрылось за горизонтом. Вышки, тянувшиеся слева на сколько хватало глаз, потемнели и теперь, благодаря острым макушкам, что рисовались на фоне неба, напоминали густой ельник.
Ждать наступления полной темноты было рискованно. Отчаявшись, эсеры могли поджечь буровую в любую минуту.
— Давайте, ребята, ползком вперед, — негромко приказал Медведев и первый покинул укрытие.