На Золотой Колыме. Воспоминания геолога
Шрифт:
До устья Тенке мы добирались по сплошной воде. По Колыме шла верховая вода. Местами она затопляла только часть русла, местами покрывала лед во всю ширину реки, и тогда нам волей-неволей приходилось брести по колени в ледяной воде, таща за собой оленей.
В устье Тенке мы добрались только 18 мая. На крутом берегу стоял небольшой барак, срубленный в 1931 году партией геолога Д. В. Вознесенского. Здесь мы временно и обосновались.
Теперь нам оставалось подняться километров на пятьдесят вверх по Тенке к району наших работ. На оленях больше ехать было нельзя, поэтому, переговорив с Котовым, я решил съездить в поселок Оротук, находящийся
На левом берегу Колымы, напротив устья Тенке, жил зажиточный якут Дмитрий Иванович Протопопов, у которого было несколько лошадей и стадо коров. Без разрешения сельсовета Протопопов не имел права дать нам в аренду лошадей. Он с готовностью одолжил мне лошадь для поездки в Оротук.
У Протопопова я встретил нашего старого знакомого якута Егора Ананьевича Винокурова, работавшего в Дальстрое агентом по заброске грузов.
На следующий день я в сопровождения Винокурова верхом отправился в Оротук. Встреча с Винокуровым оказалась очень удачной: Егор Ананьевич взялся перегнать наших оленей на летний выпас в бёрёлёхское стадо. Он начертил нам схематическую карту бассейнов рек Тенке и Нелькобы, что было для нас крайне ценно, так как район во всех отношениях был белым пятном.
Дорога до Оротука оказалась вполне сносной. Выше Тенке верховая вода почти исчезла: она в основном выносилась этой рекой. Узенькая, чуть заметная нартовая тропка то шла по руслу Колымы, то уходила в сторону от него, срезая кривуны. Временами они совсем терялась среди хаоса камней. Конь мой — толстый косматый увалень, чрезвычайно похожий на одного из васнецовских богатырских коней, — оказался большим лентяем, и к нему частенько приходилось применять физические методы воздействия.
Вначале я относился к нему с робким почтением: уж слишком свирепа была его косматая морда. Вскоре, однако, выяснилось, что это добрейшее существо.
Оротук оказался очень оригинальным поселком. Это административный центр огромной территории — свыше 80 тысяч квадратных километров, — на которой насчитывается всего 280 человек населения. Поселок, расположенный на равнине, в огромной излучине Колымы, огибающей гранитный массив, состоял из нескольких одиночных изб, разбросанных на расстоянии двух-трех километров одна от другой. В поселке имелись сельсовет и так называемый интеграл — кооперативная торгующая организация. В помещении интеграла царила пустота: ни продуктов, ни промтоваров в нем не было. В поселке не было ни школы, ни больницы. Они проектировались на ближайшее будущее. Колхоз был организован совсем недавно.
После долгих переговоров, которые начались с категорического отказа в помощи, мы в конце концов пришли к соглашению. Колхоз заключил с нами договор на аренду шестнадцати лошадей до 1 июля, по восьми на каждую партию. Он же выделил нам двух конюхов. Кроме того, нам обещали продать местную обувь, сделанную из сыромятной кожи.
Большую помощь во время переговоров оказал Егор Ананьевич. Он был не только переводчиком, но и искусным дипломатом.
Договор был подписан, и 22 мая мы уже находились на обратном пути. Несмотря на позднее время, по Колыме же можно было ехать верхом, но только до устья Тенке. Ниже ее русло Колымы было уже основательно промыто вешними водами.
Лошадей сопровождали два конюха. Оба ни слова не говорили по-русски и первое время смотрели на нас с некоторой
После приезда на устье Тенке мы стали готовиться в дальнейший путь. Часть груза была оставлена в бараке Вознесенского, а наиболее ценные вещи сложены в хижине Протопопова. Это был очень подвижный, веселый и гостеприимный якут. Он сносно говорил по-русски, и с ним приятно было побеседовать на разные темы. В его небольшом домике в отличие от оротукских юрт светло и чисто. У него имелся самовар, к обеду подавались каждому тарелка и вилка, соль и даже горчица. Он угостил нас жареными утками и взбитым молоком «Хайяк», очень вкусным и питательным блюдом.
Протопопов рассказал нам, что по Нелькобе бродит много совсем одичавших оленей, которых можно стрелять. Поймать их невозможно. Олени принадлежали богатому тунгусу Василию Слепцову. Когда началось раскулачивание, Василий оставил почти все свое стадо в бассейне Нелькобы, а сам с семьей, забрав небольшое, количество лучших оленей, откочевал неизвестно куда. Олени быстро одичали, и теперь якуты ездят на Нелькобу охотиться на них.
На устье Чалбыги
Хотя мы с Котовым были старинные друзья-приятели, совместное пребывание наших двух партий стало постепенно тяготить нас. То рабочие моей партии совершали что-то неэтичное по отношению к партии Котова, то наоборот. В общем мы оба с нетерпением ждали, когда наши пути разойдутся.
Если между нами, давнишними приятелями, начинал ощущаться холодок, то взаимоотношения между остальными работниками обеих партий приобретали характер явной враждебности. Это обстоятельство: мы решили использовать.
Нужно было выделить некоторую сумму в фонд строительства оротукской школы. Мы собрали пятьсот рублей.
Узнав об этом, чтобы досадить нам, партия Котова собрала шестьсот рублей, «переплюнув» нас. Мы проглотили эту «обиду». Так или иначе школа получила свыше тысячи рублей, что при пятитысячном бюджете сельсовета было большим подспорьем.
25 мая мы отправились вверх по Тенке. Лошади были сильно истощены. Это какие-то скелеты, покрытые облезшей, свалявшейся шерстью. Якуты, как правило, не кормят их всю зиму, заставляя питаться подножным кормом, который кони сами достают из-под снега, разгребая его копытами. От такой пищи они к весне едва таскают ноги. Поэтому грузоподъемность их крайне невелика, и мы с трудом погрузили на каждую из них два — два с половиной пуда. Значительную часть продовольствия и других грузов пришлось оставить у Дмитрия Ивановича, с тем чтобы впоследствии постепенно перебрасывать их к нашей базе.
27 мая мы добрались до устья Нелькобы и надолго распростились с партией Котова, которая, проследовала дальше вверх по Тенке.
Пройдя еще километров двенадцать, мы остановились на берегу небольшой речки Чалбыги, километрах в двух от ее устья. Здесь предполагалось создать нашу основную базу.
Конюха Попова с рабочим Мишей Абтрахмановым я сразу же отправил обратно на устье Тенке захватить часть оставленного груза. Остальные принялись за строительство барака. Леса вокруг было много, подноска его нас не затрудняла, и строительство шло быстро. Основным руководителем строительства был наш промывальщик Пульман. Он самый старший среди нас. Зовут его Егор Иванович, но по имени и отчеству его никто не называет, а обращаются к нему со словами «папаша», «отец», «старик»: «Отец, иди чай пить!», «Старик, ты не видел моего ножа?»