Набат
Шрифт:
Вечером заболел его сынок Павлик. И Тимох думает, приходила ли врач и как там жена. Мальчонка весь горячий был от температуры.
И почему столько болезней на человека? Павлик еще ничего плохого не сделал, отчего же ему быть больным. Жалеет Тимох, что плохо учился в школе. Мог бы стать врачом. Тогда бы его сынок всегда был здоров.
Гравия уже совсем мало. Еще минут десять — и работа окончена. В этот момент на станции кто-то закричал. По красной фуражке узнают дежурного. Грузчики прислушиваются, но разобрать не могут.
Бригадир
Видимо, какую-то работу им нашли. Полдня простояли, а теперь, может, придется работать дотемна. В этом смысле грузчикам на станции плохо, но как на Тимохов ум, то и ничего. Лучше, чем в магазине или на фабрике. Что ни день, то что-то новое, интересное везут в вагонах. Никогда в жизни не увидел бы столько, если бы не работал на станции. Подрастет сынок, и тогда Тимох расскажет ему об этом.
Из раздумий выводит Кижевский, тянет за рукав. И Тимох улыбается ему, куда-то идет вслед за бригадой. Он не спрашивает, почему их позвали, а думает, как вечером порадует Павлика, который любит разных зверей, птиц… В каждой книжке ищет их на рисунках.
Тимох, когда шел на работу, прочитал на магазине афишу. В их городок приехал цирк. Они с Павликом купят билеты, и мальчик увидит живых зверей. Вот будет радость! Только бы сынок быстро выздоровел. Тимох представляет, как они придут в цирк, будут есть мороженое, а совсем рядом — тигр, медведь, слон.
Бригада останавливается напротив водокачки. На пятый от перрона путь, где эстакада, заполз товарняк. Минька Ковалец, возбужденный, бегает вдоль состава, ругается со Стасиком, который хочет поставить кран по-своему. Это не впервые, и все привыкли, что Стасик сначала обязательно ругается с бригадиром, а потом выполняет его приказы.
Они начинают с нового, еще не обшарпанного вагона. Кижевский ломом открывает дверь. Внутри длинные узковатые ящики. Тимоху интересно, что в них. Но как посмотреть, если доски прибиты плотно одна к другой.
Они с Кижевским закрепляют трос на ящиках, Стасик краном тянет их на эстакаду. Тимох замечает на полу что-то красное. Это бумага и, видимо, с ящиков. На ней не по-нашему написано. Тимох долго шевелит губами, пытаясь прочитать, и работа останавливается.
— Бе-ке-р, — помогает ему Кижевский.
— Что такое Бе-ке-р? — со всех сторон осматривает ящик Тимох.
— А-а! — вспоминает Кижевский с дальних военных времен. — Это немецкий рояль.
Тимох словно очарован, только не все ему понятно. «Почему Бекер, а не Ганс или Карл?..»
— Ох, ох, Тимох, серый мох! — скалит зубы Стасик. — Не спи в шапку, не то заберу Галку.
Тимохову жену зовут Галиной. И Стасик знает это, но ему лишь бы какое слово на язык — переложит на свой лад. Видно, он просто счастливый, когда скажет: «Тимох обломал рог…» Тимох не обращает внимания на Стасиковы шутки. Пускай ему будет хорошо.
В следующем вагоне мебель: шкафы, кровати.
— Это потом, — останавливает их с Кижевским бригадир. — За мной!
Они идут к платформам, около которых стоят машины с прицепами. В кабинах курят шоферы, переговариваясь между собой. Один из них обращается к Тимоху:
— Дядя, может, немного быстрее?!
— Знаешь, что быстро делают? — издевательски говорит Левон Соболь и объявляет: — Перекур!
Тимох не курит, и он не устал, но не против того, чтобы передохнуть. Подъезжает на кране Стасик.
Постепенно завязывается разговор между грузчиками и шоферами. Начинает Левон Соболь.
— Ну, что возили?
Шофер машет головой, гасит сигарету.
— A-а, клетки для цирка.
— Как? — удивляется Левон, а с ним и Тимох.
— А вот! — показывает шофер на платформу.
И тогда грузчики замечают надпись крупными буквами: «Цирк!!! Тигры!!!»
В душе Тимоха щемящее чувство, будто он встретил после долгой разлуки сестру или брата. Эти клетки он покажет Павлику, когда они пойдут в цирк. Они такие необычные, даже красивые…
Тимох залез на платформу с широкой клеткой. Холодное железо прутьев приятно для ладоней. «Надежно сделано», — думает Тимох и взбирается на верх клетки. На мгновение представляется, что там внутри зарычал какой-то зверь. Ему, наверное, плохо в клетке. Тимох посмотрел вокруг: сады в белом цветении, трава зеленая, вымытая вчерашним дождем. Небо не утратило своей чудесной голубизны, которую так любил Тимох. И ему стало жаль зверей — им будет горестно в этих клетках.
— Тимох, артист, честное слово, обезьяна, — смеялся Стасик. — Что, получил квитанцию? Хи-ха-ха… Хорошая клетка!
Тимох улыбался, прикрывая рукой щербатый рот. Постоял наверху и соскочил на платформу. Как раз Стасик подал тросы. Бригадир скомандовал: «Вира!» Стасик включил двигатель крана, стрела задрожала, а клетка ни с места.
— Колодейчик, что такое? — выкрикнул бригадир. — Посмотри.
Тимох проверил, вроде бы ничто не держало клетку. Тогда он открыл дверцу и зашел внутрь. Посмотрел и нашел две скобы,
— Есть! — сказал он Соболю и за каких-то пять секунд снял их. И только сделал шаг, как почувствовал, что падает. Успел схватиться рукой за железный прут, но не сообразил, что случилось.
Клетка, а с ней и Тимох, медленно поднималась вверх. Он бросился к дверце, чтобы выскочить, но она не поддалась ему. Замахал руками, закричал. Теперь он мог подтвердить, что зверям горестно в клетке. Показалось, что сердце выскочит из груди. Было видно через стекло кабины, как смеется Стасик.
И вокруг стоял такой хохот, что его услышали, наверное, на станции. Упал наземь Левон Соболь, схватился за живот Кижевский. У бригадира даже слезы на глазах от смеха.
Неожиданно мотор закашлялся и заглох, будто испортился. Клетка с Тимохом медленно качалась на трехметровой высоте. И не было спасения. Дверца была на замке. Между прутьями не пролезть. А внизу только блестят зубы и смех, хохот…