Начала любви
Шрифт:
— Мы во дворец едем? — спросила она вслед, причём слова прозвучали настолько спокойно, что она даже сама удивилась своему тону.
На полушаге запнувшись на ровном полу, великий князь обернулся и, как почудилось ей, с некоторым недоверием взглянул на супругу.
— Ну, — сказал он и для убедительности кивнул, затем сглотнул слюну, издав при этом горлом отчётливый булькающий звук.
2
Обыденность торжеств при русском дворе обесценила сами эти торжества, и потому, отцеловав великого князя и великую княгиню, выпив и ещё несколько раз добавив, императрица не
— «Не берусь судить, — читал, несколько гримасничая и переигрывая, канцлер, — судить о причинах такого рода охлаждения ко мне. Тем более что сама я с первого же момента после приезда в Россию не только прониклась гостеприимным духом и сердечным радушием Вашей страны...»
— Ловко завернула, — одобрительно сказала Елизавета.
— «...не только полюбила народ России и обычаи этого народа, но и с самых первых шагов всячески демонстрировала своё доброе расположение ко всему и всем. После многих лет горестной, малопривлекательной и, говоря откровенно, бездомной жизни я наконец-то, как представилось мне, обрела для себя новую родину. И вот я возрадовалась, возликовала, обратив самые горячие слова Всевышнему, соизволившему услышать мои столько раз обращаемые к нему мольбы. И вот именно в тот момент, когда над головой наконец-то появилась крыша, когда все помыслы свои я обратила на то, чтобы устроить с максимальным удобством жизнь дочери, теперешней Вашей племянницы, направляя к тому все силы и помыслы, чаяния и чувства, — судьба вдруг сделала крутой поворот.
Я уверена сейчас, что Ваше на мой счёт приказание было спровоцировано теми из моих недругов, которые прокрались к Вашему досточтимому трону и нашептали про меня глупостей и небылиц. Если бы Вы только соблаговолили в моём присутствии пригласить их для беседы и выспросить этих самых людей о том, что думают они на мой счёт, я хотела бы посмотреть в их глаза, если, конечно, те люди отважатся повторить обо мне прежнюю, измысленную ими клевету.
Не скрою, мне было весьма горько услышать просьбу об оставлении России и возвращении на родину...»
— «Просьбу»! — с непередаваемым сарказмом сказала её величество. — Я прямо испросилась вся!
— «...тем более что просьба эта была передана мне в очень грубой форме. Но моё уважение к Вам и моя любовь столь велики, что, подобно смиреннейшему из Ваших подданных, я не посмела ослушаться и с печалью в сердце вынуждена была подчиниться. Уехав, так и не повидавшись с Вами, я задавала и ныне не перестаю задавать себе вопрос: «За что?» Ведь обращая на меня свою немилость, Вы тем самым ставите под удар супругу Вашего дражайшего племянника и самого великого князя и наследника престола. Вы... опытны, без сомнения. (На самом деле у Иоганны было написано: «Вы уже немолоды и опытны», однако первую часть фразы Бестужев счёл за благо не зачитывать вслух.) И, подобно всем опытным и прозорливым людям, не можете не понимать, что в моём лице Вы лишились преданнейшей подруги и слуги, для которой одного только Вашего «умри» было бы достаточно, чтобы пойти и умереть...»
— Ладно, — императрица прервала чтение. — Я так чувствую, это надолго. Видимо, у неё деньги на исходе, потому и пишет столь красиво. Я уже давно заметила, когда с деньгами туго, люди начинают говорить или писать так выразительно, что и не всякий поэт так сумеет. Слушай, а хочет-то она от меня чего?
— Назад сюда просится.
Её величество даже рассмеялась:
— Думала, что она наглая, а ведь она прямо-таки свински наглая. Эта дура ещё заглазно пеняла мне якобы моей кровожадной
— Отдали бы её на растерзание волкам? — с учтивой вопросительностью подсказал канцлер.
— Ну, что-нибудь в таком роде, — согласилась императрица. — Кстати, а почему волкам? Ты что же, волков не любишь?
— Я женщин люблю, — признался Бестужев, безошибочно угадав игривый тон Елизаветы и потому рассудивший, что самое время перевести разговор в более фривольное русло.
— Только не говори, ради Бога, что любишь женщин таких, как я. Мне всё это говорят, а я никому не верю.
— Нет, ваше величество, других люблю.
— Ну ты нахал! — восхищённо сказала она.
— Так вы ж сами только что...
— Мало ли! А ты должен был сказать, как мужчина. Достойно должен был ответить. А ты сразу наглеть начал.
— Что да — то да, видит Бог.
— А если других любишь, чего же ты тогда со мною любовь крутил, а? Чего же крутил, канцлер? — вкрадчиво, почти что нежно спросила императрица.
— Помилуйте, лет-то сколько прошло...
— А тогда, значит...
— Любил, как Бог свят, любил.
— Да не боись ты, Бестужев, не видишь разве, я добрая сегодня. Иначе стала бы твои выходки терпеть. В бытность вице-канцлером ты, между прочим, такого со мной не позволял.
— Ваше величество...
— Да ладно тебе... Я ведь насквозь таких, как ты, вижу. Но сегодня ты не боись, я добрая сегодня. Могу даже разрешить принести мне холодного морсу. Чего сидишь? Иди, говорю, и принеси, не серди меня, канцлер.
И когда Бестужев, почувствовав, что зашёл слишком далеко в разговоре с императрицей, проворно вскочил, она задержала его:
— Сам-то не тащи. Там мальчик сидел напротив тебя, белокурый такой, вот он пускай и принесёт.
— Салтыков, ваше величество?
— Я же объяснила, светленький такой, симпатичный, смущался отчего-то весь вечер.
— Ну, — подтвердил Бестужев. — Сергей Салтыков, сынок Василь...
— Не томи. Зови сюда, уж я как-нибудь разберусь, Сергей или не Сергей.
— Слушаюсь, ваше величество. — Канцлер послушно отправился исполнять приказание, нимало не смутившись его содержанием; когда речь заходила о её величестве, Алексей Петрович Бестужев не считал зазорным для себя выполнить любую просьбу. Не доходя до дверей, он приостановился. — Ответ, я не спросил ведь, ответ какой-нибудь немке нужен.
Её величество так красноречиво на него глянула, что и говорить ничего более не понадобилось.
3
Не вполне твёрдым шагом великий князь вышел из кареты и, опираясь на руку Екатерины, пошёл к дверям Летнего дворца. Дневная пощёчина была Петром напрочь позабыта, вытеснена из памяти другими событиями вечера, который получился таким удачным. Если обыкновенно его высочество оказывался на периферии, оттесняемый более говорливыми и более нахрапистыми людьми, то сегодня, едва ли не впервые со свадебных, годичной давности, торжеств, он вновь почувствовал себя в центре внимания. И выходило как-то так, что раз он сказал — получилось к месту и, главное, смешно. Потом ещё что-то сказал, ещё и вроде как даже ощутил подобие окрылённости. Давно не посещавшее великого князя тихое восторженное состояние было ещё более усилено вином. Так что к концу вечера он был в прекрасном расположении духа и, сколько ни поглядывал на тихо сидевшую подле жену, сколько ни напрягался в отыскивании того, что может в ней раздражать, так за весь вечер ничего и не отыскал. В какой-то пустяковый момент Пётр даже погладил её по руке, заметив, как Екатерина вскинула на него и сразу же опустила глаза.