Начальник боепитания
Шрифт:
— Старики, они к своему советскому привыкли. Немцев они не любят. Им что? Впереди одна могила осталась, а нам, молодым, с вами жить. А уж если жить, так в мире.
Шварцкопф расплылся в довольной улыбке.
— О, ти есть молодой поколений! Мы всегда зналь, что молодой Россия будет с нами. На тебе…
Комендант встал, открыл дверцу школьного шкафа, достал из бумажного кулёчка горсть конфет и, когда Гриша с поклоном взял их, бросил резко, как выстрелил:
— Ти поведёшь сегодня наших зольдатен по этот дорожка.
— Я покажу
— Неть, ты пойдёшь впереди наших зольдатен.
Такой оборот был предусмотрен во время ночного разговора, и Гриша не растерялся:
— Как прикажете, господин пан комендант. Только сбоку там ещё тропка есть. Если партизаны по ней пойдут, то могут в тыл ударить, а нам некуда будет деваться, кругом болото. Все погибнут. На этой тропке обязательно нужно заслон оставить.
— Опять тропка?
— Уж как есть.
— Мальшик, ты меня обманываешь, ты хочешь разделить наши силы.
После разговора с Крикуновым Гриша чувствовал себя уверенно. Опять вспомнились слова Диковского: «Действуй смело».
Гриша с грохотом, как костяшки домино, бросил на стол конфеты, припечатав их ладонью.
— Нате вам ваши конфеты! Никуда я не пойду и ничего не буду показывать.
— Но-но! За это мы можем чик-чик, — комендант провёл ребром ладони по шее и показал на потолок.
Но Гриша стоял на своём.
— Вешайте, вешайте! Только кто с вами работать будет? — В его голосе зазвенели слёзы. — Я место лучше знаю, я ведь хочу опасность предупредить.
Это был самый напряжённый момент во всём разговоре, но Гриша нутром почувствовал: подействовало. Комендант смягчился:
— Хорошо, возьми свои конфеты. Я согласен. Ты останешься с заслоном. Сколько для этого нужно людей?
— Одного автоматчика хватит. Тропка узкая, один человек против роты выстоит. Хорошо бы местного, из полицаев. Ваши люди по нашим тропкам ходить не умеют.
— Что такое один человек? Я дам трёх с ручным пулемётом.
Этого Гриша не предвидел. Он немного растерялся, но сразу взял себя в руки.
— Пулемёт впереди пригодится, — деловито сказал он, — говорю, тропка узкая.
— Там тропка, здесь тропка, чёрт вас разберёт! Хорошо, если пулемёт не нужен, то пошлю с тобой двух полицаев с автоматами, они лучше знают ваши тропки.
Вечером на одном из огородов вспыхнул стожок сена. Это немного задержало выход карателей. Никто, вероятно, не заметил, как запыхался Гриша, ведь путь от горевшего сена до школы, где строилась рота, был неблизкий.
Гриша шёл впереди. Осторожно двигаясь, дошли до леса. На краю болота Гриша остановился и приглушённым голосом сказал, не зная, поймёт его офицер или нет:
— Вот, смотрите, прямая дорожка. По ней идите, только в сторону не сворачивайте, а то попадёте в болото. А вот здесь, — он показал вправо, — вторая тропинка. Туда мы пойдём с полицаями.
На
— Форвертс, вперёд!.. Ти… проводник… там, впереди.
Гриша принялся втолковывать ефрейтору, помогая себе жестами:
— Засада… Здесь засада… Господин комендант приказал… Мне вперёд нельзя… Оттуда пук-пук всех, — Гриша руками показал, как огнём оттуда побьют всех.
Ефрейтор поговорил с командиром роты и обернулся к полицаям.
— Ти местный? — ткнул он одного пальцем в грудь.
— Нет, нет, найн, найн, — затряс тот головой и, путая со страха немецкие слова с русскими, добавил: — Я другая деревня.
— Ти местный, — уверенно сказал ефрейтор другому полицаю. — Ти идит вперёд.
Полицай сделал попытку отказаться, но ефрейтор решительно повернул дуло автомата в его сторону, н полицай сдался.
Гриша с облегчением вздохнул. С оставшимся полицаем он прошёл шагов триста вправо, нашёл пригорок и сел около него. Рядом опустился на землю его спутник. Тишина.
Прошло с полчаса, и вдруг там, куда ушли немцы, загремели выстрелы, длинной очередью протрещал пулемёт, в небо взмыли несколько ракет. Где-то совсем рядом шёл ожесточённый бой. Кричали люди, захлёбывались автоматы. Над Гришей взвизгнуло несколько пуль. Совсем рядом грохнула граната. Жаркое дыхание обожгло лицо. Полицай упал ничком на землю, прикрыв руками голову. Гриша вскочил и побежал.
Выстрелы слышались слева, потом всё дальше и дальше. Гриша бежал, радостно думая про себя: «Попались! Вот как мы их под фланговый удар, едва ли кто уйдёт. Вот вам за мать, за сестру!»
Несколько дней Гриша шёл, ориентируясь по солнцу, на восток, к линии фронта. Днём он прятался в лесу, а ночью обходил стороной деревни и посёлки.
Еда, что прихватил он с собой из дому, кончилась. Силы тоже таяли. Мальчик зашёл в деревню.
Постучал в дверь крайнего дома. Загремел засов, и испуганная женщина не очень охотно впустила Гришу. Потом, узнав, кто он и откуда, смягчилась, накормила его и уложила спать на печке.
Поздно вечером тётя Даша — так звали женщину — вывела его через огороды на тропинку и спросила:
— Слышишь?
Гриша прислушался к далёкому гулу орудий.
— Что это? — спросил он.
— Наши. Видишь лес-то? Вот через него и иди. Немцы леса боятся, пройдёшь спокойно. Может, кого своих там встретишь.
— Товарищ командир, вы меня слушаете?
Я вздрогнул и открыл глаза. Вот он, четырнадцатилетний мальчик, прошедший все испытания, сидит против меня в плащ-палатке, с брезентовой сумкой через плечо.