Начальник милиции 2
Шрифт:
Я только тихонько ухмыльнулся. Ну что за непуганные идиоты.
— Так вот. Выкидуху я изымаю, валюту тоже. За паспортом завтра жду. Все, покедова. Сидите здесь еще минут десять, не высовывайтесь, потом этого, — я кивнул на хмыря, которому прилетело кирпичом (но он уже тоже встал, хотя еще и корчился) в больничку сведите, проверьте. Если что, скажете, что упал. На кирпич…
Я вышел из-за угла, когда девчонки уже готовы были пойти за кинотеатр и проверить, почему я так долго, не случилось ли чего.
— А где хулиганы? — вскинула бровь
— Ты цел? — поинтересовалась Алёна. — Они тебя не тронули?
— Парни оказались понятливые, — улыбнулся я. — Объяснил им, что так вести себя нельзя, они согласились и удалились по-тихому.
Я постарался улыбнуться, как самый обыкновенный парень. Не зек и не мент. Интересно, как они улыбаются?
— Эдик? — вскинул бровь Алена. — Согласился?
— Как удалились? — переспросила Ася. — Там же забор? Хода нет…
— Да-а… не знаю, — пожал я плечами. — Наверное, через забор перелезли… Да какая разница?
— Молодой человек! — окликнула меня торговка с крыльца кинотеатра. — Не забудьте. Пожалуйста, забрать букетики!
— Всенепременно! — я взбежал по ступенькам, подхватил букеты, вручил их девушкам и подмигнул. — Я тут знаю отличное кафе, предлагаю посидеть и обсудить фильм. Возражения не принимаются.
И я потянул девушек на центральную улицу Ленина. Никаких кафе я в Зарыбинске не знал, еще не был ни в одном, как-то недосуг было. Но уверен, что в центре что-нибудь найдется подходящее. Во всяком случае, по Ленина видел парочку. Надеюсь, там окажется сносно, и это будет не чебуречная и не заведение с запахом тушеной капусты и жареного минтая.
Но этот день ещё не кончился, и всё-таки не зря я ещё с утра решил подольше занимать Алёну. Не будем отступать от принятых решений и проведём время приятно.
Вечером после посиделок в кафе я вернулся в общагу. Дверь в комнату оказалась не заперта, значит, Нурик дома. Обычно он в это время шарился по соседям, играл с ними в карты, пил пивко. Но сейчас он сидел на кровати с видом гордого, но сломленного орла. Клюв повесил, холок взъерошен. Морда расцарапана, а рукав у рубашки порван.
— Привет, — полувопросительно произнёс я.
К этой картине маслом хотелось хоть минимальных пояснений.
— Привет, Мороз… — только и пробормотал сосед.
— Что такой понурый? Премии лишили? Или ГАЗик на работе забрали? А я тебе говорил, не калымь так в наглую. Скромнее будь. Всех денег не заработаешь.
— Типун тебе на язык, на работе все в порядке и ГАЗик при мне…
— Хм… А что тогда? Пельмени кончились? Завтра купим.
— Полно еще пельменей.
— Рассказывай, — я сел на стул напротив, но Нурик скукожился на кровати и не поднимал глаз.
— Все… хана моей привольной жизни, Мороз.
— Да что случилось-то?
Последовал тяжелый вздох.
— Пошел я сегодня к коменде с цветочками, задабривать… — пробурчал тот с паузами. — Как ты и советовал…
— Ну говори уже! Что не так? Сидишь как на похоронах, будто четное число цветочков подарил?
— Да не-е… Нечетное, канеш… Все как положено, шикарный букет — три гвоздики и мимозы-на.
При слове «шикарный» я не удержался, тихо хихикнул в кулак и добавил:
— Эх ты! Розы все-таки надо было достать. На рынке, вроде, есть.
— Да не-е… — отмахнулся Нурик. — С букетом полный ажур вышел. Как ты и говорил. Тут это, — он снова тяжко вздохнул, — не в цветах дело.
— А что не так? — я уже начинал терять терпение.
— Все не так, Мороз… Воспользовались, понимаешь, мной, как девкой воспользовались.
— Ха! Вот нашел от чего страдать. Ты Василину? Того?..
— Притараканил я ей, значит, цветочки. Она поначалу думала, что я в холодильник пришел за пельменями, а цветы случайно нес. А когда вручил ей, сказал, мол, так и так, уважаемая Василина Егоровна, это вам от чистого казахского сердца. А она так зырк на меня подозрительно — и спрашивает, с каких-таких матрёшек мне букеты дарят, а я говорю, что ты сказал, что ей внимания не хватает-на. Мужицкого…
— Твою маковку, Нурик! Так и сказал?
— Ну а чего? Ты же сам говорил.
Я чуть с табуретки не вскочил, так что она подо мной немного станцевала.
— Так ей-то об этом зачем знать, пастушья твоя башка!
— Ну вот. Опять всё как ты говоришь — она и обиделась. Крепко обиделась… Букет вырвала и по мордасам мне им. Глянь, какие царапины, будто кошками в меня кидали.
Он повернулся ко мне в профиль так, чтобы подставить щеку под свет лампы.
— Получается, ты провалил задание, боец… — к щеке я не стал присматриваться, а только махнул рукой.
— Да ни чо я не провалил-на!.. Ты дальше слушай. Хвощет она меня, значит, как фашист партизана, а меня такая, понимаешь, злость взяла. Никогда еще Ахметовых бабы не лупили. Ну, я и не выдержал… — Нурик замолчал, еще ниже склонив черную голову.
— Что не выдержал? — уже начал беспокоиться я. — Только не говори, что ты женщине втащил-на!
— Нет конечно, я вырвал букет, он уже веником стал, а она не унимается, наседает. Ну, я и схватил ее и повалил на кровать, чтобы мягче падать, а сам деру дать хотел. А она цепкая и тяжелая. Вон, гляди, рубашку порвала, почти новую, от отца мне досталась, сносу ей не было-на. Короче, не получилось у меня смыться, держит же меня, я тоже на кровать вслед за ней упал. Прямо на нее.
Нурик снова замолчал, переживая произошедшее. Во взгляде что-то такое взметнулось.
— И-и? — я готов был сам ему вломить затрещину, но еще раз проявил терпение.
— Ну и все… Сам понимаешь, если Ахметов самку под собой почувствовал, то дело кончится этим самым. Будто тумблер во мне переключили. Щелк! И мы уже с ней голые барахтаемся. А дальше как во сне, чуть кровать не раздавили. Час с нее не слазили, на второй круг пошли. Как так произошло, сам не пойму.
— Тьфу, блин! Напугал… Ха! Все же хорошо кончилось…