Начало нас
Шрифт:
Мистер Гэвин начинает рассказывать о программе занятий и ожиданиях, но я не могу сосредоточиться.
— Ты еще не назвал мне свое имя, — шепчу я, лишь вполуха слушая учителя.
— Грейсон, — наконец, представляется он, впервые называя свое настоящее имя.
Мой загадочный мужчина больше не загадка.
Грейсон.
Постоянное заикание моего сердца заставляет меня задыхаться.
— Грейсон, — я произношу это имя только потому, что хочу знать, как оно ощущается на моем языке. Это легко и приятно. Его глаза вспыхивают и сужаются, когда я произношу его
Мои зубы цепляются за нижнюю губу, и я наблюдаю, как быстро его внимание переключается на мой рот. Ладони у меня вспотели, и я чувствую, как румянец поднимается от шеи к щекам, которые и без того неестественно теплые.
— Райли Джонсон? Райли Джонсон! — Звук моего имени вырывает меня из раздумий, и я в тревоге вскакиваю на ноги, чуть не опрокидывая стол в спешке и заставляя Грейсона протянуть руку и удержать его на месте.
— Да? — Я вскрикиваю, меня охватывает смущение.
Мой учитель по арифметике смотрит на меня скучающим взглядом.
— Присутствие, юная леди. Если ты не собираешься сосредоточиться на моем уроке, можешь сразу уйти.
Я слышу хор смеха, и мои глаза метнутся к ногам.
— Простите, — бормочу я себе под нос. Когда я снова сажусь, я не могу заставить себя снова взглянуть на Грейсона.
— Тупая сука. — Я слышу, как человек передо мной ухмыляется себе под нос.
— Она ходячая катастрофа, — соглашается ее подруга.
Если я слышу их слова, я знаю, что Грейсон тоже может. Он слышит мою правду; он видит это сейчас. Он видит обломки, которыми являюсь я — Райли Джонсон.
Глупая, глупая Райли.
Я даже одну вещь в жизни не могу сделать правильно. Мне просто нужно было пойти и опозориться перед ним. Теперь Грейсон, наверное, думает, что я псих, у которого практически нет клеток мозга.
Эта мысль заставляет меня остановиться.
Почему меня волнует, что он думает? Всю мою жизнь тщательно исследовали и высмеивали. Вся Беркширская академия подвергала меня буллингу, надо мной постоянно издевались, и все обращались со мной как с какой-то болезнью (кроме Лилы, конечно).
Каким-то образом я уже привыкла к негативу и ненависти.
Пока у меня есть Лила. Она — опора, которая держит меня вместе.
В моей груди пробегает странная, незнакомая вспышка разочарования при мысли о том, что Грейсон думает, что я такая же катастрофа, как и все остальные.
Мысль о том, что я больше не та девушка из его альбома для рисования — захватывающее дух видение меня, которое он нарисовал, — причиняет мне боль.
Почему меня должно волновать, если он думает то же самое?.. Он для меня никто, просто незнакомец, с которым я пересеклась. Это не имеет значения; Меня это не должно волновать.
О, но я знаю.
Меня это волнует, и я не знаю почему.
***
Три недели спустя
— Он идет к нам, — сообщаю я, с досадой качая головой. Мэддокс Коултер и Колтон Беннетт идут к нам с такой уверенностью, что я стиснула зубы. — О черт, вот и снова.
Спина Лилы выпрямляется, словно
— Может, нам стоит уйти отсюда? — Мой взгляд скользит по столовой в поисках возможных путей побега.
Две недели назад группа первокурсников украла нашу иву. Ну, они заняли наше место. Мы с Лилой не хотели устраивать драму с птенцами, поэтому отдали им нашу иву и вернулись в столовую.
Мы думали, что это будет безопасно, поскольку все мои хулиганы закончили обучение или ушли. Мы нашли себе красивый столик в углу, и мы с Лилой подумали, что все будет хорошо, что мы сможем вернуться к какой-то нормальной жизни.
Но нет, это было всего лишь наше желание.
Неделю назад мы с Лилой были как-то невидимы. Наступил новый учебный год, и мы неплохо справились с этой задачей, без какой-либо драмы или нового скандала, последовавшего за нами.
Кроме…
Лила случайно привлекла внимание печально известного защитника Беркшира и печально известного плейбоя Мэддокса Коултера. Я знала, что ее дерзость однажды доставит ей неприятности. Я знала это. Итак, вот мы и здесь.
Взгляд Колтона ловит мой взгляд, и я хмурюсь. Его невыносимая ухмылка начинает по-настоящему раздражать. Я поднимаю подбородок и пристально смотрю на него. Он не раздражает меня; Я не позволю ему.
Я просто… не буду.
Мэддокс и его друзья берут каждый по стулу и устраиваются вокруг нашего стола. Колтон сидит рядом со мной, вытянув перед собой длинные ноги. Он так близко, что его колени упираются в мои.
У Мэддокса и Лилы свои дела. Ему нравится раздражать ее, проверять ее границы, ждать, пока она сорвется. Он знает, что Лила не уклонится от его маленькой игры, поэтому она достойный противник.
Но Колтон?
Он использует внимание Мэддокса к Лиле в своих целях. Потому что, если Мэддокс постоянно рядом с моим лучшим другом, это значит, что Колтон постоянно рядом со мной.
Он знает, как сильно я ненавижу его присутствие и что я не хочу иметь с ним ничего общего.
Но Колтону нравится давить на меня самым снисходительным образом. Он знает нашу историю, соперничество между нашими семьями. Ему следовало бы держаться от меня на расстоянии, но, в конце концов, он дьявольское отродье Генри Беннета.
Мой отец рассказал мне, что Беннетты известны тем, что уничтожают все, что попадает в их руки. Им никогда нельзя доверять. И я знаю, что Колтон думает обо мне то же самое.
У него огромная очередь завоеваний, девушек, с которыми он переспал и ушел с разбитым сердцем. Однако они глупы, что влюбились в его декадентски красивое лицо. Потому что это все, чем он является.
Богатый мальчик, с красивым лицом, красивым телом и уродливой душой.
Я до сих пор помню его слова, когда мы встретились в реабилитационном центре. О том, как мое унижение позабавило его. Как он смеялся мне в лицо. Колтон назвал меня мертвым воробьем, потому что для него я была ничем иным, как слабым.