Начало нас
Шрифт:
Жаль, что я не спросил ее настоящее имя.
Мне бы хотелось, чтобы мы проводили больше времени вместе.
Мне бы хотелось, чтобы она попросила меня остаться подольше.
Я много раз возвращался в парк, ожидая возможности снова увидеть ее. Но она так и не вернулась. Я потерял ее прежде, чем смог ее найти.
И, возможно, мы никогда больше не встретимся…
Иногда я не сплю по ночам, гадая, где она, что делает… в порядке ли она, счастлива она или грустна. Если она сидит на другой скамейке, одинокая и трагически безнадежная.
Каким-то
Я знаю, что Дейзи — не ее настоящее имя, и в моей голове я не могу продолжать называть ее чем-то ненастоящим. Поэтому я дал ей прозвище. Что-то уникальное только для нее.
Златовласка.
— Ну так? — резко спрашивает Оклинн еще раз. Ее слова выдергивают меня из моих мыслей.
— Почему это имеет значение?
Она поднимает подбородок.
— Потому что я хочу знать, есть ли у меня шанс. И я не хочу, чтобы мое сердце было привязано к мальчику, которого забрали.
Это справедливо, и я уважаю ее прозрачность. Поэтому я говорю ей половину правды.
— Я не занят, но и твоего сердца я не стою.
— Есть ли кто-то, кто тебе интересен? — Она скрещивает руки на груди.
— Да, — тихо признаюсь я.
— Я ее знаю?
Я качаю головой в ответ.
— Она кто-то из нашего близкого круга?
Я снова качаю головой.
— Она знает, что ты интересуешься ею? Она тобой интересуется?
Я дергаю галстук, пытаясь ослабить его на шее. Эта штука ограничивает поток воздуха, и я не могу дышать.
—Нет на оба твоих вопроса.
Оклинн на секунду замолкает и выглядит задумчивой. Затем она улыбается, ее жемчужно-белые зубы резко контрастируют с гладкой кожей цвета красного дерева. Она красивая, я не буду этого отрицать. Высокая, с пышными формами, с волосами, которые очень напоминают мне волосы Наоми. Но она не Златовласка.
Это не та девушка, которая перевязала мне руки. Она не та девушка из моего альбома для рисования.
— Тогда у меня еще есть шанс, — заявляет она с большой уверенностью.
— Нет, — невозмутимо отвечаю я, но Оклинн меня больше не слушает.
— Ты ей не интересен, Грейсон. Это ее поражение и моя победа. — Она подмигивает. — Ты мне нравишься. Я думаю, нам будет хорошо вместе.
Она уходит прежде, чем я смогу опровергнуть ее заявление. Проклятье.
Разочарованный, я делаю глоток вина.
Я нравлюсь Оклинн? Почему я ей нравлюсь? Потому что я теперь Грейсон Хейл?
Понравился бы я ей, если бы я все еще был тем Грейсоном, каким был раньше? Тот, с дырявой рубашкой вместо костюма от Армани. Забытый мальчик в приемной семье. Интересно, понравлюсь ли я ей тогда?
Могу поспорить, что нет.
Могу поспорить, что она даже не стала
Оклинн меня не любит.
Ей нравится Грейсон Хейл.
И могу сказать с полной уверенностью.
Оклинн хорошая девушка, но мы несовместимы. Я не думаю, что мы когда-нибудь будем такими. И я не хочу, чтобы она цеплялась за надежду, что мы когда-нибудь сможем стать чем-то большим, чем просто друзьями.
— Когда ты стоишь здесь вот так, ты так сильно напоминаешь мне твоего дядю, когда мы были моложе. — Тетя Навея подходит ко мне, и разочарование исчезает с моего лица. Она кладет руку мне на спину, между лопаток. — Спасибо, что ты здесь, Грейсон, — говорит она мне, и в ее голосе звучит нечто большее, чем просто признательность. Я также слышу доброту и ласку.
Я молча киваю ей в ответ. Я не знаю, что на это сказать. Разве я не должен быть тем, кто ее благодарит? Я делаю еще один глоток вина, все еще глядя в окно.
Она гладит меня по спине.
— Мы бы не стали умолять тебя остаться прямо сейчас, если ты хочешь.
Моя голова поворачивается к ней.
— Вы бы не стали? — Я прячу гримасу, когда мой тон звучит слишком обнадеживающе. Но тетя Навея не обижается. Она просто улыбается.
— Если хочешь, ты можешь вернуться сейчас. Я уже сказала Роджеру отвезти тебя домой. Он ждет тебя снаружи, в машине. — Роджер — наш шофер.
— Как… — Я замолкаю, сглатывая. — Как ты узнала, что я хочу уйти?
— Мы просто знаем.
Мы? Мой взгляд скользит по дяде Бену. Он с кем-то разговаривает, но словно чувствует, что я наблюдаю за ним. Его внимание на наносекунду переключается на меня, и он коротко, но намеренно кивает.
— Так вы не будете возражать, если я уйду прямо сейчас? Разве люди не будут говорить?
— Нет, ты сделал свою часть работы, и этого более чем достаточно, Грейсон. — Она поднимает руку и поправляет мне воротник моей рубашки. — В любом случае, люди всегда найдут повод поговорить. Ты не можешь позволить этому навредить тебе.
Я снова сглатываю.
— Спасибо.
— Иди, — произносит она, давая мне последний толчок сделать именно это. — Беги, пока кто-то тебя не прервал.
Черт, я не жду, пока она скажет мне снова. Я убираюсь отсюда и не останавливаюсь, пока не выхожу на улицу и шум вечеринки не заглушается.
Воздух больше не кажется душным.
Мой галстук больше не душит меня.
Наконец-то я снова могу дышать.
***
Я слушаю, как учитель английского языка знакомит нас с романом Келли Риммер «То, что мы не можем сказать», который мы будем изучать в этом году. Двойная история, рассказанная с точки зрения раздираемой войной Польши в 1942 году и в наши дни.