Начало опричнины
Шрифт:
После похода царь Иван искал примирения с Оболенскими и в особенности с князем М. П. Репниным, прославившимся под Полоцком. Однажды он пригласил боярина во дворец на веселый пир со скоморохами и, ряжеными, «хотя ще бо его тем аки в дружбе себе присвоите». Когда все изрядно подвыпили, царь и его приятели пустились плясать со скоморохами. Подобная непристойность шокировала ревнителя благочестия князя Репнина. Ко всеобщему смущению боярин прослезился и стал громко корить и увещевать Ивана, «иже не достоит ти, о царю християнскии, таковых творити!» Царь пробовал урезонить строптивца и попросил его: «веселися и играй с нами!». Он попытался надеть маску на нелюбезного гостя, но тот, забыв приличия, растоптал «мошкару» ногами. Ссылаясь на свой боярский сан, он заявил: «Не буди ми се безумие и безчиние сотворити в советническом чину сущу мужу!» В сердцах Иван велел вытолкать упрямого боярина взашей за двери [808] . Попытка примирения с Оболенскими князьями закончилась неслыханным скандалом, о котором на другой день знала вся столица.
808
Курбский. Сочинения, стр. 279. В своем первом письме к Курбскому
Через месяц после смерти Макария правительство Грозного нанесло Боярской думе жестокий удар. Некоторые из ее членов подверглись аресту. Двое бояр (М. П. Репнин и Ю. И. Кашин) были убиты без суда и следствия. Впервые после времени боярского правления смертной казни подверглись члены высшего органа государственной власти.
Подлинные причины казни бояр Оболенских могут быть установлены лишь предположительно. Обратимся прежде всего к хронологии событий. Князь М. П. Репнин был арестован царскими слугами во время всенощной в церкви и убит на улице ранним утром 31 января 1564 г. Князь Ю. И. Кашин был убит спустя несколько часов во время утренней молитвы [809] .
809
Курбский. Сочинения, стр. 279. Родословцы сообщают дату смерти Кашина. (См. Г. А. Власьев. Потомство Рюрика, т. I, ч. 2, стр. 499—500). В синодике опальных Репнин и Кашин записаны вместе в том же порядке, в котором они подверглись казни.
Казнь совершилась на четвертый день после поражения под Улой, т. е. примерно в то время, когда в Москву прибыли гонцы с поля битвы. Первые известия о поражении были, по-видимому, сильно преувеличены. Главный воевода пропал без вести, и никто не мог определить размеры катастрофы.
Царь отдал приказ о казни крамольных бояр, вероятно, в ту самую ночь, когда ему доложили о гибели его армии. Иван подозревал в измене своих бояр, и он имел на то некоторые основания. В тайных сношениях с Литвой были изобличены глава Боярской думы князь Бельский и князь Вишневецкий, подозревались бояре князья Курлятев, Воротынские, Старицкие.
За три недели до казни бояр Москву покинуло многочисленное литовское посольство, доставившее в Вильно весьма точную информацию относительно планов русского вторжения в Литву, которая помогла литовцам одержать победу под Улой [810] . Раскрытые секреты доступны были только членам Боярской думы, и царь предполагал, что его планы выдали Литве вожди думской оппозиции.
Спустя несколько месяцев Курбский спрашивал царя, за что тот Казнил достойнейших бояр, обагрив их кровью церковные пороги? [811] Царь отвечал ему, что бояре казнены за их измену, и ссылался на свидетельство беспристрастных очевидцев. «... сия их измены, — писал он,— всей вселенней ведомы, аще восхощеши, и варварских языцех увеси и самовидцев сим злым деянием можеши обрести, иже куплю творящим в нашем царствии и в посольственных прихождениих приходящим» [812] . Очевидно, царь имел в виду «самовидцев» (послов и купцов), покинувших Москву незадолго до казни бояр. Иван нимало не сомневался в виновности бояр. В противном случае он не стал бы ссылаться на «самовидцев» в письме, посланном Курбскому в Литву, где клевета на Оболенских могла быть легко разоблачена теми же самыми «самовидцами».
810
Сб. РИО, т. 71, стр. 191.
811
Послания Ивана Грозного, стр. 534.
812
Послания Ивана Грозного, стр. 42.
Интересно, что в письме Курбскому царь объясняет казнь бояр как их изменой, так и тем, что они «обрелись» в «сопротивных» ему, т. е. примкнули к оппозиции. Курбский писал, что «во церквах божиих» Иван пролил «победоносную, святую кровь» своих воевод [813] . На это Грозный отвечал, что давно уже ничего не слыхал о святой крови: «во своей земли в нынешнее время несть ея явленно, не вемы». «Мучеников же в сие время за веру, — продолжал он, — у нас нет», «а иже (кто. — Р. С.) обрящется в сопротивных,... тот по своей вине и казнь приемлет», «а еже о измене и чяродействе воспомянул еси, — ино, таких собак везде казнят!» [814] .
813
Послания Ивана Грозного, стр. 534.
814
Послания Ивана Грозного, стр. 30—31. (Курсив наш. — Р. С.).
После смерти Макария и в особенности после ульского поражения правительство подвергло репрессиям многих «сопротивных» бояр и дворян, в том числе князя Д. И. Хилкова и Шереметевых.
Князь Д. И. Хилков поддерживал партию Сильвестра. Когда пала Рада, он был сослан на воеводство в Юрьев [815] . После смерти члена ближней думы князя Д. Ф. Палецкого Хилков стал главным и, кажется, единственным из Стародубских князей, имевшим боярский чин. Опалу на Хилкова, возможно, следует связывать с обсуждением в Боярской думе Уложения о княжеских вотчинах в 1562 г. Уложение ущемляло интересы Стародубских княжат, которые, естественно, возражали против его утверждения. Правительство конфисковало у Хилкова все его земли в период между
815
Разряды, лл. 278 об, 280. Курбский отзывался о Хилкове с исключительной похвалой. По его словам, князь «Ряполовское Дмитреи муж в разуме многом и зело храбр, искусен же и свидетельствован от младости своей в богатырских вещах, бо немало... выиграл битв над безбожными измаильтяны (крымцами. Р. С.), аж на дикое поле за ними далеко ходяще». (См. Курбский. Сочинения, стр. 282—283).
816
«Да по отписным книгам подъячего Гришки Левонтьева, семдесят второго же году, княж Дмитриеевскую вотчину Хилкова село Ивановское с приселки и з деревнями и с починки». (ДДГ, стр. 423). Подьячий Леонтьев начал и кончил описание вотчины Хилкова ранее августа 1564 (7072) г. Имея в виду медленные темпы работы тогдашнего приказного аппарата и писцов, можно утверждать, что приказ об описании вотчины опального был отдан не позднее весцы 1564 г. Согласно списку думных чинов, Хилков выбыл из думы в 7072 (1563—1564) г. (См. ДРВ, т. XX, стр. 46). По словам Курбского, царь велел казнить его в те же годы, что и кн. А. Б. Горбатого, «або пред тем еще мало», иначе говоря, до введения опричнины. (См. Курбский. Сочинения, стр. 282—283).
817
Курбский. Сочинения, стр. 282—283.
Опала на Хилкова обезглавила влиятельный род Стародубских князей.
Бояре Оболенские и Хилков были далеко не единственными жертвами начавшихся гонений. Правительство составило обширные проскрипционные списки, в которые занесены были родственники и друзья руководителей Избранной рады. Многие из них подверглись аресту и пыткам, другие были сосланы в ссылку. «Первие, — передает Курбский, — (царь. — Р. С.) начал сродников Алексеевых и Селивестровых писати имяна и не тодмо сродных, но... и друзей и соседов знаемых, аще и мало знаемых, многих же отнюдь и не знаемых, их богатеств ради и стяжания,... многих имати повелел и мучити различными муками, а других множаиших ото именеи их из домов изгоняти в дальные грады» [818] .
818
Курбский. Сочинения, стр. 276—277.
Репрессии затронули весьма широкий круг лиц, титулованную знать, дворянство, близкое к правительству Адашева, и т.д.
Столкновения с Боярской думой и наметившийся поворот к террору вызвали резкие разногласия внутри правительства Захарьиных и обнаружили наличие в нем разнородных течений: «умеренного» в лице Захарьиных и «крайнего» в лице А. Д. Басманова. Первым симптомом серьезного поражения «умеренных» элементов в правительстве явилось преследование ближайшей родни Захарьиных — бояр Шереметевых, а также, их приверженца дьяка Висковатого.
Еще накануне Полоцкого похода в октябре 1562 г. царь Иван велел передать в Крым, что он сыскал вины некоторых своих «ближних людей», будто бы ссоривших его с ханом, «да на них опалу свою положили... — иные померли, а иных разослали есмя, а иные ни в тех, ни в сех ходят» [819] . В апреле следующего года царский посол в Крыму уточнил прежнее заявление и назвал имена опальных. Ими оказались помимо А. Ф. Адашева, также боярин И. В. Большой Шереметев и дьяк И. М. Висковатый [820] .
819
ЦГАДА, Крымские дела, № 10,. л. 15.
820
ЦГАДА, Крымские дела, № 10,. л. 98.
Креатура Захарьиных и Шереметевых — государственный печатник И. М. Висковатый был на длительное время отстранен от управления Казной и Посольским приказом и под формальным предлогом отослан в Данию [821] . Дьяк пробыл за рубежом целый год и вернулся на Русь только в ноябре 1563 г. [822]
Примерно в то же время опале подвергся бывший член Избранной рады боярин И. В. Большой Шереметев [823] . Первым признаком царской опалы на Шереметева была неудача его в местническом споре с А. Д. Басмановым. Последний много раз служил под начальством «ближнего боярина». Под Полоцком Шереметев служил вторым воеводой, а Басманов третьим воеводой передового полка. После окончания похода Басманов подал челобитную, и царь велел «счесть» его с Шереметевым. Вопреки очевидным преимуществам Шереметева, боярский суд выдал Басманову «правую грамоту» (7071 г.) и «учинил» его «двемя месты» больше Шереметева [824] . С весны 1563 г. И. В. Шереметев уже ходил «ни в тех, ни в сех». Его брат боярин Н. В. Шереметев тотчас после Полоцкого похода был отослан на воеводство в Смоленск в подчинение М. Я. Морозову [825] .
821
ПСРЛ, т. XIII, стр. 343.
822
ПСРЛ, т. XIII, стр. 371—372.
823
Отношение к И. В. Шереметеву со стороны властей и оппозиции наиболеё точно проявилось в оценках, данных ему Курбским и Грозным. Для первого Шереметев «мудрый советник», для второго — «бесов сын». (См. Курбский. Сочинения, стр. 295; Послания Ивана Грозного, стр. 175).
824
См. Разрядная книга. Архив ЛОИИ, Собр. Н. П. Лихачева, оп. I, № 146, лл. 251—252, 257.
825
Витебская старина, т. IV, стр. 64, 69.