Начало тьмы

Рублёв Сергей Анатольевич

— Я иду. Только зачем же почетным гостем, я не…

— Не беспокойтесь — здесь так принято.

— А Уном?

— А что Уном? Придет с вами, ничего ему не сделается.

— Но он сказал мне…

— Пустяки, не принимайте близко к сердцу. Дело тут обстоит совсем не так, как вам кажется — Уном не изгой… Так что давайте.

— С удовольствием. Кстати, у меня к вам и деловой разговор.

— Да? Тем более — я уже давно никому не надобился!

Отключив связь, Отари мечтательно посмотрел вдаль. Потом задал вопрос:

— А как твои соплеменники относятся к Кутюрфу?

— Он любит нас… — последовал ответ. Действительно, что еще можно добавить?

— А к людям вообще?

Уном медленно перевел взгляд на него,

и несколько мгновений царило молчание. Голос его прозвучал на удивление негромко, но отчетливо:

— Люди… нет. Жюль… О… тари… Есть.

Глава 3

…Ночное небо казалось бездонным колодцем, на самом дне которого неярко фосфоресцировала пригоршня гнилушек. Такое впечатление происходило от костров, «зажженных» на поверхности Плона. Вот они-то и были настоящими гнилушками, при этом выделяя достаточно много тепла — до сидящих доносилось потрескивание и запах поджариваемых мясных трав. Ило вначале недоверчиво принюхивался, но этнограф успокоил его, уверив в том, что местная еда для землян безопасна и даже вкусна.

Деревня представляла зрелище странное и даже страшноватое — лабиринт из сплетенных веток больше всего походил на огромный недоделанный муравейник. Ни домов, ни отдельных комнат — клубок коридоров, по которым, перекликаясь, ходили туземцы, очень похожие друг на друга. Похожие в буквальном смысле — Отари не увидел женщин и детей, не было и стариков… Можно было подумать, что праздник справляют без них, но Жюль обмолвился, что собралось все население деревни. Ему виднее…

…Скрипучий голос тянул и тянул одну и ту же ноту, бесконечно одинокую среди темноты и молчания. Тусклые отблески костров выхватывали из тьмы хаотические контуры обступивших площадь построек. Отари незаметно огляделся — сидевшие на земле плонийцы, словно окаменев, глядели в переливы огня. Голос внезапно умолк, землю опять придавила тишина. Скосив глаза на браслет, человек увидел, что прошло полчаса. А казалось, прошла вся ночь! Несколько негромких слов, и статуи ожили — несколько плонийцев подобрались к кострам и начали проворно ворошить толстые сочащиеся стебли. Отари облегченно вздохнул — весь этот обряд тягостно действовал на него, в первую очередь своей непонятностью. Да и праздником это можно назвать лишь с большой натяжкой…

Из темноты вынырнул Уном с какими-то дымящимися прутиками. Глаза у него подозрительно блестели:

— И… их… на! — не совсем членораздельно, но очень оживленно сказал он, протягивая их человеку.

— Спасибо… — на всякий случай поблагодарил его Ило. От палочек шел дурманящий пряный аромат. Кто-то шлепнул прямо ему на колени пучок сочной горячей травы; раздавались громкие голоса, выкрики — по-видимому, веселье началось. Этнографа нигде не было видно — Отари выбрался из возбужденной толпы и притулился у какой-то стенки. Как это называется — на чужом миру похмелье? Он осторожно понюхал ароматные веточки — в ушах зазвенело, как от доброй порции спиртного. «Этак они надерутся в лоск», — подумал он, присмотревшись к колыхающейся толпе. Из общего гвалта и шума начал прорезаться какой-то напев, голоса сливались в едином ритме рева — сейчас никто, пожалуй, не сказал бы, что это самое мирное племя галактики. Запястье тоненько кольнул разряд вызова:

— Где вы, координатор? Я вас потерял…

— На западной стороне площади, в тени.

— Иду, — огонек вызова погас.

Из толпы вывалился Уном — его шатало, ноги тряслись, как у пьяного, глаза остекленели, но он каким-то неведомым чутьем нашел своего спутника, посмотрел ему в лицо долгим взглядом и опустился рядом на плотно утрамбованную почву, прислонившись к стене. «Все в сборе», — машинально отметил Отари, выхватив взглядом приближающуюся фигуру этнографа.

— Ну как, попробовали уже местной травки? — весело спросил тот, блестя в темноте белозубой улыбкой. Толпа на площади взревела. Отари поморщился — мощность глоток у плонийцев поистине дьявольская!

— Ничего! Уже скоро… — не очень понятно прокричал ему в ухо Кутюрф. Отари кивнул. Разговаривать было невозможно — возбуждение достигло апогея, многие из туземцев уже не стояли на ногах. Когда спустя минут десять шум стал опадать, координатор понял, что имел в виду Кутюрф — площадь была усеяна телами повергнутых в наркотический сон. Он оглянулся на Унома — тот крепко спал, привалившись к стене.

— Ну, вот и все, — легко закончил этнограф. Да, это было все — только дотлевающие костры еще трепетали. На площади воцарилась мертвая тишина. Осторожно переступая через лежащих вповалку, Жюль направился куда-то на другой конец площади. Бросив взгляд на Унома, Отари последовал за ним. Этнограф шел, как будто имея определенную цель… Да, он уверенно завернул в один из коридоров. Отари шагнул следом — под ногами вдруг ворохнулась какая-то тень и с резким писком унеслась прочь, напугав его чуть не до обморока. Деревня служила гнездовьем для чертовой уймы мелкого зверья…

— Куда это мы? — спросил он, силясь разглядеть хоть что-нибудь в кромешном мраке.

— Наденьте инфракрасные очки, — вместо ответа посоветовал этнограф, — да, вот еще…

Отари почувствовал в темноте руку, протягивающую ему что-то…

— Нацепите на голову… — шепотом приказал Жюль. Зачем? Но было не до расспросов. Отари послушно натянул на голову гибкий обруч универсального коммуникатора — такие обычно использовали разведчики. В ладони осталась еще какая-то штуковина, плоская, как блин… Недолго думая, он засунул ее в нагрудный карман.

…В очках стало видно, как петляет коридор, уводя куда-то вниз. Неожиданно оказалось, что ветви, из которых состояло это сооружение, вовсе не мертвы — они испускали довольно яркий инфрасвет.

Коридор кончился неожиданно — и Отари впервые увидел здесь что-то похожее на комнату. Ниша неправильной формы напоминала грушу с вытянутым вверх тонким концом. Посередине бился яркий блик, мешая видеть окружающее — от него ощутимо веяло теплом… Отвернувшись, Отари снял очки и некоторое время промаргивался сквозь внезапный полумрак. На полу стояло несколько плошек, их содержимое мерцало холодным светом. Коврики, какие-то тряпки… Он вздрогнул — на него глядели тусклые глаза. Старик. «Никогда не видел здесь стариков», — подумал координатор, разглядывая сидящего у маленького очага плонийца. Тот сидел совершенно неподвижно — можно было подумать, что это чучело, сделанное из старой шкуры, кое-как натянутой на выпирающий костяк. В довершении всего он был совершенно лыс — блики огня рельефно высвечивали глубокие впадины у висков. Высохшее лицо казалось неживым, но глаза глядели с какой-то мертвенной насмешкой — с такой насмешкой, наверное, глядел бы покойник на бесполезные старания живых.

Кутюрф между тем не терял времени — присев перед хозяином этого помещения, он вытащил из кармана плоский диск, одновременно другой рукой прилепив к горлу серебристый лепесток ларингофона. И вот он уже во всеоружии современной техники — на голове, как и у Отари, надет коммуникатор. Старик взирал на все эти манипуляции с глубочайшим равнодушием, пока из диска не раздался царапающий звук: «Здравствуй, почтенный Ому», — сразу же ожил приемник в ухе координатора. Перевод звучал синхронно, Отари даже не расслышал, что сказал Кутюрф.

— Эта штука говорит? — оживился старик, протянув руку к диску.

— Да, с ее помощью я могу говорить на твоем языке, — пояснил Кутюрф, деликатно убирая диск подальше от собеседника.

— А-а… — старик сразу видимый интерес к игрушке. Отари уже замечал, как чутко реагирует Уном даже на невысказанные желания. Этот плониец не уступал ему.

— Войдя сюда, ты нарушил запрет… — синтезированный голос переводчика передал мертвую статичность интонации.

— Разве нельзя сделать исключения?