Начало тьмы
Шрифт:
— Позвольте представиться, — торжественно произнес человек, — Жюль Этино Кутюрф, этнограф! — и протянул руку.
— …Надеюсь, ваши друзья не станут снимать с меня скальп за это вторжение… — Отари Ило неспешно шагал вдоль воды, жестикулируя одной рукой — другую он засунул в карман.
— Вы не знаете плонийцев, — улыбнулся Кутюрф, — иначе не стали бы задавать подобные вопросы. Просто в запрете сделают еще одно исключение — специально для вас.
— Это очень удобно, — согласился Отари, — для тех, кто незнаком с обычаями…
— О-о! У них уникальные законы — ничего подобного по терпимости я не встречал, — загорелся Кутюрф, явно оседлав любимого конька, — вообще, у этого вида Homo еще множество загадок — как жаль, что я здесь один. Тут хватило бы работы на целый институт! А
— Теперь у вас будет с кем поговорить, — сказал Отари поощрительно. Жюль бросил на него иронический взгляд:
— О да, ведь это ваша работа!
— Я люблю свою работу, — просто ответил координатор, и Жюль перестал улыбаться. Помолчав, он сказал:
— Если вам действительно интересно, то можете сегодня вечером зайти в деревню — она тут, недалеко. Я познакомлю вас с этим народом.
— Договорились, — подхватил Отари, — кстати, какой именно запрет я нарушил?
— А-а… — этнограф махнул рукой — Это очередной праздник ожидания. Нельзя приближаться к океану между ограничительными знаками. Приходите, я все объясню.
Отари кивнул. Антенна впереди была уже видна во всех подробностях — высокий металлический столб, увенчанный сверкающим наконечником разрядника. Самой станции не было видно за холмами. Отари оторвался от созерцания цели похода и увидел заинтересованное лицо своего нового знакомого.
— Туда? — показал он.
— Туда, — согласился Отари. В глазах Жюля мелькнул веселый огонек:
— Ну, мне с вами не по пути. Заблудиться не боитесь?
Отари удивленно остановился, но Жюль не дал ему ничего сказать:
— А для того, чтобы не заблудиться, вам нужен проводник… Уном! — громко позвал он, не оглядываясь. — Долго ли ты будешь красться за нами, яко тать в ночи?
…Отари еще никогда не сталкивался близко с инопланетниками, и сейчас с интересом разглядывал стоящего перед ним туземца. Впрочем, интерес был взаимным.
На первый взгляд плониец ничем не отличался от человека — те же две руки, две ноги, голова… Рост — примерно по плечо, очень худ, очень подвижен. Цвет кожи сероватый — как у выцветшего негра. Волосы на голове тоже пепельно-серые, с металлическим отливом. Вот с ними-то и выходила первая неувязка. Есть выражение: «Волосы зашевелились на голове», — так вот, у него это наблюдалось буквально. Как будто ласково ерошащий ветерок постоянно обдувал его голову, распушивая волосы легким пухом. «У иных ветер в голове, — подумал Отари, — а у этого…» Зрелище было необычным… и слегка жутковатым. Но вообще, стоя неподвижно, плониец напоминал земного подростка — только потоньше. Главное отличие ухватывалось в движении: и руки, и ноги, и торс совершенно свободно изгибались в любом направлении, иногда просто поражая изломанной пластикой. Туземец мог буквально сложиться втрое! Его янтарно-желтые глаза, странно выделявшиеся на сером лице (вполне человеческом, на неискушенный взгляд Отари), быстро-быстро ощупывали фигуру координатора, не упуская ни одной мелочи, но к каким выводам пришел их владелец, оставалось загадкой — лицо сохраняло неподвижность. Отари почувствовал себя неловко и покосился на своего спутника — тому эта сцена, по всей видимости, доставляла живейшее удовольствие. Решив проявить инициативу, Отари сказал, показывая на себя:
— Меня зовут Отари. …?
— От… тари… О-о… тари… — скрипучий звук раздался так неожиданно, что землянин не стразу понял, что он исходит от застывшей изваянием серой фигурки.
— Уном! — резко, как вскрик. Плониец немыслимым образом изогнул руку и показал на себя — кисти у него оказались похожими на человеческие, только очень узкие, с длинными пальцами. Сколько было пальцев, так и осталось загадкой.
— Уном, — эхом повторил Отари, потом вопросительно взглянул на Кутюрфа.
— Ну, вот и познакомились! — радушно отозвался тот, сияя улыбкой. Похоже, ему доставляло удовольствие играть роль гостеприимного хозяина.
— Уном понимает большинство из того, что мы говорим, но самому ему говорить трудно — другая гортань. Зато мы на их языке не свяжем и двух слов, — объяснил он положение вещей, затем обратился к Уному:
— Зачем ты пошел следом?
— Н-н… нтересно… О! — был ответ. Желтые глаза диковато блеснули — то ли насмешкой, то ли вызовом. Отари еще не разобрался его мимике, зато голос живо напомнил ему тот, что он слышал с утра под своим окном. «О-о, приятель, да ты не так прост!»
— Станция… — почти разборчиво произнес Уном и сделал змеиный жест рукой. — Идти… и…
Акцент его был оригинален своей неожиданностью — он не искажал произношение, но ритм его речи двигался резкими скачками, иногда приводя к повторению отдельных звуков. К подобной манере нужно было приноровиться.
— Пошли! — решительно скомандовал Отари и сделал шаг вперед.
…Поднимаясь на очередной холм вслед за припрыжкой плонийца, координатор оглянулся. Жюль Кутюрф стоял на том же месте, уменьшившись в человечка. Вот он поднес руку с браслетом к лицу — что он говорит и кому? Отари только вздохнул — потребуются долгие недели и месяцы, прежде чем он безошибочно будет отвечать на такие вопросы. А главное — начнет делать то, для чего сюда прибыл. Управление — один из самых универсальных видов деятельности, и по своей всеобъемлющести является, по существу, прикладной философией. А философия всегда была делом неспешным…
Уном оказался занятным собеседником. Мелькая то впереди, то сбоку, он сначала робко, потом все смелее начал задавать вопросы, каждый раз забегая вперед и глядя в упор своими янтарными, как у кота, глазищами. Нормы человеческой вежливости были ему совершенно чужды, и он бесцеремонно разглядывал своего спутника, попеременно переводя взгляд с лица на костюм (ограниченный у него самого лишь какой-то ниткой вокруг бедер) и обратно, особенно интересуясь ртом, откуда вылетали такие чудные звуки. Это несколько сбивало с толку, но Отари никак не решался отразить напор первозданного любопытства резким жестом, боясь обидеть. Вместо этого он решил испытать свой браслет-коммуникатор в новой электронной среде — и совершил ужасную ошибку. Среда оказалась неожиданно богатой (до двух миллионов «ниток» на человека!), и Уном пришел в неистовый восторг от звучащего и переливающегося на руке чуда, тут же изобразив все то, что видел, в фантастической пантомиме — к изумлению Отари, он узнал в ней только что смоделированный «ливень» (обычный тест обратной связи). Правда, звуковая имитация оказалась менее удачной — Ило только морщился, потирая уши. После этого стало ясно, что отвязаться от туземца не удастся никогда. Но это его уже не особенно огорчило. Привычный образ гордого и таинственного дикаря, навеянный Фенимором Купером, рассеялся, как дым — перед землянином был любопытный и ненасытный мальчишка со странным, царапающим уши голосом и фантастически гибкий. Отари только дивился произошедшей метаморфозе — видимо, решил он, Уном был скован при первом знакомстве, как это бывает и с земными подростками. Десяти минут совместной дороги оказалось достаточно, чтобы свести с ним короткое знакомство. Отари попытался было осторожно выспросить плонийца, где тот был утром, но натолкнулся на стену молчания, вызванного то ли непониманием, то ли смущением — он еще не научился различать такие тонкие оттенки. Переведя разговор, землянин спросил его о возрасте. Думалось, это самый простой и понятный вопрос — на Земле и трехлетний малыш ответит на него. Как оказалось, то было заблуждение — они абсолютно не понимали друг друга. В конце концов он решил выяснить все у этнографа — и едва не натолкнулся на спину внезапно остановившегося Унома.
— Что случилось? — спросил Отари, вглядываясь.
— Там! — коротко ответил плониец, ткнув, по своему обыкновению, рукой в направлении антенны.
— Я… ду. Назад…
— Почему?
Уном помолчал. Потом сказал отрывисто:
— Нельзя!
И все. Большего от него добиться не удалось. Неподвижное лицо вновь ничего не выражало — мальчишка, расспрашивавший об играх и развлечениях, бесследно исчез — индеец из книг Купера вновь предстал во всей красе. Отари пожал плечами. Чужая психология — дело темное, и не ему в ней разбираться. Неловко махнув рукой на прощание (шут его знает, как у них принято!), он начал спускаться с холма к виднеющемуся куполу станции. Одинокая фигурка цвета чугуна резко выделялась на фоне неба, когда он оглянулся. Когда он оглянулся в следующий раз, ее уже не было.