Начало тьмы
Шрифт:
Возмущение инертностью и дилетантизмом в управляющих структурах в связи с «Лигийским кризисом» достигло предела. Было бы безумием сейчас воспротивиться общему настроению — это хорошо понимают и в правительстве…
…—
— Опять насмехаешься?! Отари, он все время смеется — у-у, бесчувственный!
— Почему… ты осталась…
— Почему — что? А-а, не поехала на Золотую… Это вот у него и спроси.
— Да, и это стоило мне нескольких синяков и царапин.
— Жюль…
— Не говори — тебе вредно. Я сам все расскажу. Я успел в последний момент — эта дурочка уже садилась во флаер… Ох, больно же! Вот, смотри — благодарность… Как хорошо, что это сокровище достанется не мне… Ой! Ну сколько можно! Ты, в конце концов, на радостях меня просто изуродуешь — а мне еще многое нужно сделать в жизни… Хотя бы рассказать о нашем походе в пещеру — ведь там мы пересидели начало. Ты помнишь пещеры? Оказывается, это почти единственное место, где можно прожить весь период мрога. Его охраняют сами мрогвины — какое-то там очередное табу… Не удивлюсь, если лет через тридцать их потомкам будет рассказывать о нас новоявленный старик-мрогвин. Но мы никого не видели. Нас спасла шлюпка с лайнера — и суток не прошло…
Отари утомленно прикрыл глаза. Жюль продолжал о чем-то рассказывать — Отари слушал в пол-уха. Главное он уже знал… Вскоре он почувствовал горячую руку Инар в своей руке, и ответил ей слабым пожатием. Голос этнографа смолк, послышалось приглушенное шушуканье. Потом тихие шаги — Жюль ушел, деликатно оставив их вдвоем с Инар. Но и ей он не знал, что сказать — да, по правде говоря, ему и не хотелось разговаривать. Девушка поняла это и на цыпочках последовала за Кутюрфом — он не стал ее задерживать. Не смотря на прогресс в лечении, ему все еще с трудом давались эти минуты общения — паралич словно бы затронул не только тело, но и душу. И он еще не вполне мог воспринимать даже присутствие Инар… Хотя лишиться ее теперь было бы выше сил. Хорошо, что она понимала и это. В последнее время она стала пугливой и настороженной, словно маленький зверек в большом лесу, полном хищников, готовых отнять ее маленькое счастье. Отари с горечью осознавал, что и он ее пугает… Но придумывать пока ничего не стал — просто не было сил.
В наступившей тишине до него доносился только смутный гул двигателей — лайнер держал курс на Землю, где его ждали лучшие врачи… и лучшие юристы. Сейчас, впрочем, это мало беспокоило бывшего координатора. Бывшего… Нет, он не боялся суда — даже если выжили главные участники заговора, ему не грозит судебное преследование. Катастрофа, которую он предсказал и которая унесла тысячи жизней, оправдывала его полностью… Может быть, ему даже разрешат вернуться к прежней профессии. Может, даже в прежней должности… Он криво усмехнулся. Уж себя-то он может не обманывать. Возврата не будет. Он уже не был прежним самодовольным юнцом, который так легко брал на себя заботу о судьбах людских… Как на грех, он оказался прирожденным руководителем. Черта с два он еще будет руководить! — теперь, когда он на собственной шкуре испытал упоение даром подчинять людей и направлять их к своей цели. Пусть благой — но своей. Может, это и слабость, но… Нет. На всех языках — нет… «Скажу об этом после выздоровления… — расчетливо думал он, обозревая неопределенно-светлый потолок своей каюты (слава богу, лайнер шел полупустой, места на всех хватило). Жюль поймет. Инар… Он ее любит — она почувствует, что для него важнее. Какое счастье, что у него есть Инар! Какое счастье, что есть Жюль… Какое счастье, что был… есть Уном. Где-то там, под белым небом, в глубине прозрачного океана, он, может быть, еще помнит о нем, хотя по его меркам прошло уже много месяцев… Отари погружался в дремоту, по-прежнему представляя себе серебристые блики воды под блеклым небом… Он спал.
Ему снился океан…
1991, 1993–1994 гг.