Национальность – одессит
Шрифт:
В костюме юноша выглядел не так выразительно, как в студенческой форме, в которой я привык видеть его. Как подозреваю, из него не получится ни бизнесмен, ни даже инженер-химик, ни, тем более, ученый, но после окончания университета будет вынужден помогать отцу, пока не подрастет младший брат, который учится в гимназии в предпоследнем классе.
Михаэль Шютц представил меня, назвав лучшим студентом на отделении химии, сестрам-гимназисткам Илларионовым, Маше лет шестнадцати и Кате лет четырнадцати, невзрачным мышкам, что лицом, что телом, старшая из которых не собиралась унывать по этому поводу, как минимум, на людях, а младшая передразнивала унылость, и Кларе
Один из юношей, Андрей Марков — кареглазый блондин, только начавший бриться, был собран, будто приготовился отразить удар в спину. Обычно такие получают удар в псину. Одет в юнкерскую форму — двубортный пехотный мундир с погонами унтер-офицера и бронзовыми пуговицами. Учился на собственном обеспечении, то есть приезжал только на занятия и наряды, что, как он сказал, случалось всего два-три раза в месяц. В моей мореходке так учились одесситы, начиная с третьего курса.
— Ты ведь живешь в «Отраде», проезжаешь по утрам на пролетке мимо моего училища? — спросил он.
— Не знал, что так популярен! — шутливо ответил я.
— Не совсем ты. Наши поспорили, кто та красивая дама, которая иногда едет с тобой: жена или… или нет? — смутившись поведал он.
— Ты тоже? И на что поставил? — усмехаясь, поинтересовался я.
Андрей Марков смутился еще больше.
— Значит, ты выиграл, — сделал я вывод.
— Половина нашего училища влюблена в нее. Собираются с биноклями у окон третьего этажа, чтобы посмотреть, — признался он.
В курсантские годы мне тоже все женщины по ту сторону окна экипажа казались неотразимыми.
Второй, Василий Куравакали, был озорным юношей, горбоносым, со смуглой кожей, учащимся последнего класса Первой гимназии. Он хочет поступить в военное училище, как Андрей, или на физмат, как Михаэль, но не на отделение агрономии, как хочет отец, крупный оптовый торговец зерном.
— А у меня дополнительные предметы по агрономии, — признался я и объяснил шутливо: — Со знаниями, которые там дают, никогда не умрешь с голода.
— Ну, голод мне не грозит! — весело отмахнулся юноша.
— Как знать. Путь вниз всегда намного короче и легче, чем нам хотелось бы, — поделился я жизненным опытом, прекрасно зная, что через одиннадцать лет его отец потеряет если не всё, то очень многое. — К тому же, как показывает практика, дело не в дипломе, а в человеке. Столыпин по образованию агроном, но сейчас на должностях премьер-министра и министра внутренних дел сажает преступников вместо пшеницы.
Вскоре к нам присоединились бадминтонистки, Ангелина Лаврикова, рослая, мужиковатая блондинка, с туго перетянутой грудью, льстиво-улыбчивая, как горничная, и Валентина Зубчевская, шатенка с всепрощающим взглядом и сочными, влажными, алыми губами шлюхи. Обе гимназистки выпускного класса. Они бы и дальше играли, но с любопытством не поспоришь.
Мне было интересно, ради кого приглашен, или местный женский совет еще и сам не
Кормили у Бабкиных отменно: паюсная икра, холодные вареные телячьи языки, ветчина со слезой (выступившим соком на разрезе), салат оливье, уха тройная с пирожками с разной рыбной начинкой, суп-пюре из дичи, баранина с лапшой, филе ренессанс (куриное филе с томатным соусом), рябчики, бифштекс по-гамбургски, бефстроганов, а на десерт секрет дагмары (маленькие бисквитные пирожные с мармеладом внутри), пироги с фруктами, мороженое, варенья, свежие фрукты, чай, кофе, сельтерская, содовая, лимонад из свежих плодов. Из спиртного — коньяки, водка, вина самые разные. Мне понравились наливка из черной смородины, изготовленная, как заверил хозяин, в Херсонской губернии. Надо будет купить несколько бутылок. Хорошо пойдет зимой, напоминая, что лето близко.
После обеда, который продолжался часа три, гости с трудом выбрались из-за стола. Теперь понимаю, почему буржуазию не загонишь на баррикады. Дамы отправились в салон потрындеть за жизнь, часть мужчин перебралась в курительную комнату, остальные расположились за карточными столами. Молодежь пошла в танцевальную залу. Там оркестр из пианиста, двух скрипачей, гитариста и аккордеониста наяривал шлягеры, как будут говорить в будущем. Я отказался, сославшись на то, что не умею танцевать.
— Совсем-совсем?! — не поверила Клара Пфефель.
— Юность провел в Китае, а там не принято танцевать, — соврал, разочаровав девушку, уже решившую, что я именно тот самый герой, для которого важна ее душа, а не сиськи.
Я предпочел поболтать с Шаей Лейбовичем Карапатницким, бывшим попутчиком в поезде «Киева-Одесса». Как я понял, он ведет дела с Бабкиным и другими оптовыми торговцами зерном. В Одессе Шая Лейбович слыл легендарной личностью: несколько раз члены экипажей его пароходов вытряхивали в прямом смысле слова, подняв за ноги, из хозяина свою зарплату. Он вспомнил меня и даже сделал комплимент, заявив, что сразу понял, что далеко пойду. Спринтеров в этот дом не приглашали.
— Во сколько в конечном итоге обошелся новый пароход? — поинтересовался я.
— Сто две тысячи, — тяжело вздохнув, сообщил он. — Поставил его на линию Одесса — Пирей. Туда возит зерно, а обратно — мрамор.
— Мрамор — очень опасный груз, может перевернуть судно, — предупредил я.
— Пароход застрахован. Утонет — так ему и надо, — отмахнулся Карапатницкий. — Если бы вложил потраченные на него деньги во что-нибудь другое, зарабатывал бы больше.
Заодно сэкономит на зарплатах утонувшего экипажа, и трясти будет некому.
К нам подошел хозяин дома и, выдыхая аромат дорогих папирос, сказал:
— Собирался вас познакомить. Вы почти коллеги. Мой компаньон раньше был морским штурманом.
— Знаю. Мы с ним два года назад в одном купе ехали из Киева, — сообщил Шая Лейбович.
— Подумал, а не построить ли нам буксир и две баржи? — произнес я. — Будет, на чем доставлять грузы с Днестра.
— Я могу перевезти, — сразу встрял Карапатницкий. — А что за грузы?
— Пока не о чем говорить, — сказал Матвей Яковлевич. — Достроим завод, тогда и будем решать этот вопрос.