Нацистские пожиратели кишок

Филлипс Харрисон

Отто хрюкнул, кончая в женщину. Затем он оглянулся через плечо.

– Просто хотел повеселиться, - сказал он

– Я думал, ты получаешь достаточно удовольствия от того, что режешь этих ублюдков.

– Ага... Что ж... Я просто отрезал ей киску и должен был попробовать… Кровь на самом деле получилась неплохой смазкой.

Шульц покачал головой.

– Я очень рад за тебя. Мы готовы к следующему блюду.

Затем Борману подали блюдо с вареными субпродуктами. Он жаловался, что кишки слишком жесткие, но остальное мясо было, по его словам, чрезвычайно

вкусным. Затем ему подали щеки женщины. Отто получал огромное удовольствие, снимая их с лица женщины; он, черт возьми, чуть не впал в истерику, когда ее рот расширился еще больше, когда было удалено еще больше плоти. Борман съел их с таким же удовольствием.

На следующий день, менее чем через час после отъезда Бормана, в лагерь прибыл Генрих Гиммлер.

Как и в случае с Борманом, Шульц проводил Гиммлера в столовую, где ему подали тонко нарезанную ягодицу с капустой и поджаренное на огне предплечье.

Гиммлер сделал особый заказ на заключительную часть своей трапезы, к которой Шульц не совсем был готов. Все, что он до сих пор ел, было взято из тела молодой девушки. Но то, о чем он просил, ни при каких обстоятельствах не могло быть получено от женщины.

Гиммлер хотел съесть пенис.

И яички.

Шульц приказал одному из охранников привести молодого человека с их дежурства в зале труда; они, без сомнения, охотно пришли бы, если бы верили, что получают какую-то передышку.

Но передышку они, конечно, не получат. Отнюдь. Как только они вошли в кухню, Отто обхватил их руками за грудь, прижимая к бокам. Затем он затащил их на бойню и привязал к стулу.

– Что это за ад?
– Пожаловался мужчина.

– Ад?
– переспросил Отто.
– О, это не ад. Мы еще не добрались туда.
– Затем он принялся разрезать брюки мужчины.

Мужчина заерзал на стуле.

– Какого черта ты со мной делаешь?

– Оглянись вокруг? Ты сам не можешь догадаться?

По выражению его лица Шульц понял, что у него не было возможности как следует осмотреться. Его глаза расширились, когда он посмотрел на труп женщины, которую вчера скормили Борману. С нее сняли большую часть плоти; руки и ноги были ободраны до костей. Ей вспороли живот и вынули внутренности.

– О Боже мой! О БОЖЕ МОЙ!

– Боюсь, что теперь Бог тебе не поможет.
– Отто подошел к нему с секатором в руках. Он обхватил своей большой рукой пенис мужчины и вытащил его наружу.

– Нет! Пожалуйста, не надо!

Отто поместил пенис между лезвиями секатора и сжал рукоятки. Плоть пениса сжалась, прежде чем лезвиям наконец удалось разрезать кожу.

Мужчина стиснул зубы и закричал. Кровь брызнула из оставшегося обрубка, покрывая его ноги и стул, на котором он сидел.

Затем Отто вынул яички мужчины и положил их рядом с отрезанным пенисом на тарелку.

Шульц наблюдал, как Гиммлер сунул в рот первое яичко. Он перекатил его языком к задней части рта и прикусил. Послышался хруст, когда коренные зубы Гиммлера быстро справились с ним.

– Э-э... На вкус они несколько кисловаты. Совсем не то, чего я ожидал.

Гиммлер уехал на следующий

день, а вскоре должен был приехать и Йозеф Геббельс.

Геббельс был театральным человеком. Он был ответственным за все средства массовой информации и пропаганду. Именно из-за этого факта Шульц решил, что специально для Геббельса они должны попытаться создать что-то более диковинное, чтобы удовлетворить его более причудливые вкусы.

Геббельс сидел за столом и наслаждался бокалом вина, ожидая прибытия своего обеда.

Когда Шульц вошел в комнату, он нес с собой блюдо, покрытое клошем из нержавеющей стали. Он поставил блюдо перед Геббельсом и снял крышку.

Глаза Геббельса расширились.

Он увидел женскую голову, стоявшую прямо, на оставшемся обрубке ее шеи. Ее глаза были открыты и смотрели на него, стеклянные и безжизненные.

Геббельс улыбнулся. Он посмотрел на Шульца.

– Я должен съесть всю голову целиком? С чего мне начать?

– Эм-м-м, - сказал Шульц, взяв голову за волосы.
– Не всю голову. Только то, что внутри.

Геббельс не заметил горизонтальный разрез на лбу. Но когда Шульц убрал руку, он снял с головы верхнюю часть черепа, обнажив серый мозг под ним. Геббельс вынужден был признать, что это произвело на него должное впечатление.

Геббельс ножом и вилкой разрезал мозг и съел его маленькими кусочками, прямо из головы. Он описал это так: "Экстраординарно".

– Ну что ж, - сказал Геббельс, вставая из-за стола с набитым животом.
– Должен признаться, мне это очень понравилось. Я уверен, что фюреру это понравится не меньше, чем мне.

– Фюрер?
– переспросил Шульц.
– Он приедет?

– О да! Тебе не сказали?

– Хм... нет, насколько я помню, нет.

– Что ж, вам следует немедленно начать приготовления, он прибудет через два дня, - сказал Геббельс, выходя в открытую дверь столовой.

Шесть

После ужина заключенным дали тридцать минут отдыха, а затем отправили обратно в спальни. Это время они проводили во дворе, независимо от погоды (Мэри стояла там в любую погоду, от палящего солнца до ледяного снега), где всем заключенным, мужчинам и женщинам, разрешалось смешиваться. Время отдыха было далеко не расслабляющим; трудно расслабиться, когда тебя окружают нацисты, их винтовки направлены в твою сторону, а пальцы на спусковом крючке чешутся выстрелить.

Тем не менее, это давало заключенным возможность поговорить вдали от любопытных глаз и вне пределов слышимости тех, кто, возможно, не хотел бы вмешиваться в их разговоры.

– Вы его видели?
– спросила Мириам, подходя к Мэри и Густаву, которые сидели в углу двора.

– Кого?
– спросил Густав.

– Ты его не видела? Обычно ты видишь всех, кто приезжает и уезжает отсюда.

– Не видела кого, Мириам?
– спросила Мэри.

– Очевидно, сегодня здесь был Йозеф Геббельс.