Над горой играет свет
Шрифт:
Прижавшись спиной к холодильнику, я смотрела, как Ребекка кромсает ножом лук. Хотелось спросить, чем помочь, но разговаривать с ней не хотелось. Тут, причмокнув, отворилась дверь черного хода, и в кухню вошел Мика. Он недоуменно хлопал глазами, видимо, вообще не знал, что меня везут сюда. Мы долго, как дураки, таращились друг на друга, а потом он сунул руки в карманы и рассмеялся. Мика немного подрос, и его волосы тоже, они превратились в волнистую темную шевелюру. Брат был в черной футболке, джинсы, продранные на коленках,
— И что это за офигительная шутка? — спросил Мика.
— Я же сказала, что она сегодня приезжает, — сказала Ребекка.
— Ви, смотри сюда! Я Элвис.
Я раздвинула пальцы и, не успев расплакаться, улыбнулась. Мика очень похоже крутил бедрами и томно кривил губы.
— Идем, покажу свою комнату. — Он подтолкнул меня к двери в коридор и потащил за руку.
У Мики стены были белыми и не пахли краской.
И все были в рисунках, совсем как дома. Одеяло в клеточку, белую, голубую и зеленую. Никаких «ковбойских мотивов».
Мика выудил из-под кровати альбом с рисунками.
— Хочешь посмотреть?
Конечно, я хотела, и мы уселись на кровать. Мика переворачивал листок за листком, он стал рисовать гораздо лучше, чем раньше. Было очевидно, что брат у меня не такой, как у всех, брат у меня особенный.
— Это соседские собаки. Пебблз [16]и Отис [17].
— Как смешно их зовут. — Я всегда ценила удачные клички. — Можно с ними поиграть?
— Они переехали. Теперь в их доме живет какая-то бабулька.
Один рисунок, вложенный между страницами, Мика вытащил и, перевернув, положил на покрывало. Я тут же его сцапала. Ужас, кричащий человек, весь в ранах, из которых хлещет кровь.
— Отдай! — Мика выхватил у меня листок, довольно сильно порвав. Лицо его перекосилось от бешенства.
Я спрыгнула с кровати и отскочила. Прочно запертые двери моего сердца с грохотом распахнулись, потом захлопнулись, потом снова распахнулись под напором ворвавшегося ветра. Я снова прижала к глазам ладони.
— Ч-черт! Прости, сестренка. — Он положил руку мне на плечо. — Ну ладно, мир.
Я опустилась на кровать. А Мика достал портрет: женщина в кресле с книжкой. Старательно его разгладил.
— Глянь-ка.
— Это она? — Я ткнула пальцем в сторону кухни.
— Ну да.
— Ругается? Часто?
— Да нет. Мама чаще ругалась.
Я стиснула пальцами колени.
— Мама ругалась не часто.
— Но если была не в настроении, то здорово. Ребекка вообще не такая заводная.
— И тоже любит выпить?
— Не особенно.
К следующей страничке была приклеена фотография изумительной белой птицы.
— Это цапля. Видала? Хочу ее скопировать. — Он погладил птицу пальцем. — Не пойму, как я ей вообще. Нравлюсь, не нравлюсь…
— Кому?
— Ребекке.
— Почему не поймешь?
— Да
Я с ужасом смотрела на крокодильи зубы, такие вмиг разорвут на кусочки.
— А тут во дворе крокодилы тоже ползают?
— Такого не припоминаю. А вот огромную змеюку я видел недели две назад, под крыльцом.
— Огромная змея? Под крыльцом?
Мика рассмеялся:
— Не бойся, тут на них никто не обращает внимания. У друга моего одна в ванную забралась.
— У тебя есть друг?
— Друзья, — уточнил Мика, перевернув очередную страницу, — я увидела портрет Энди. — С той фотки, которую ты мне прислала.
— Классно.
Мы смотрели на Энди, крепко обнимавшего своего Тигра Траляляя.
— Я ведь с ним даже не попрощалась.
— Как это?
— Мама не разрешила.
— Ясно. Струхнула, что расскажешь ему про нее, какая она сволочь.
— Неправда!
— Правда! Ей плевать на меня, а теперь ей и на тебя плевать!
— Врешь ты все!
— Вру? А почему она там, а мы с тобой оказались тут?
Я пожала плечами.
— Знаешь, я скучаю по Энди.
— Я тоже, — вздохнул Мика и, вскочив, прошелся по комнате. Я испугалась, что он уйдет, наверняка у него есть дела поважнее, чем торчать с малявкой сестрой. Не глядя мне в глаза, он вдруг добавил:
— Мама и Энди сюда отпустит, это было бы здорово.
— Она сказала, что ни за что.
— Точно отпустит, и снова будем все вместе.
— И сможем потом все вместе вернуться.
Как же я мечтала вернуться к своему клену, к прохладному ветру…
Мика лишь помотал головой. Я была еще глупышкой, что он мог мне сказать?
Обсуждать маму надоело, и я сменила тему:
— Можно мне иногда играть с твоими друзьями?
— Девчонок мы не принимаем. — Он похрустел пальцами и стал подбирать с пола рисунки.
— А почему?
— Слушай, у тебя тоже появятся друзья.
— Ты думаешь?
— А то. Конечно появятся.
Рисунки он снова запихал в альбом, и тот надорванный тоже.
Нас позвала Ребекка.
— Пора подзаправиться! — воскликнул Мика.
Я не стала спрашивать, почему он думает, что Ребекка его не любит. Решила сама понаблюдать, как они друг с другом общаются, всеони.
На столе стояли большие блюда и тарелочки. Ребекка пожарила цыплят, круглые картофелины блестели от тающего масла, еще была зеленая фасоль, и кукурузный хлеб, и салат из фруктов. Он очень красиво смотрелся в прозрачной вазе, которая так и сияла на свету. Ваза была гладкой и простенькой, не то что наша любимая резная. Все тарелочки одинаковые, рядом с каждой наглаженная салфетка. Мама любила, когда вся посуда на столе вразнобой, считала, что так нарядней и веселее.