Надежда Дурака
Шрифт:
Теперь Яс могла немного поспать.
82
Дрен
Киесун
Дрен был один. Как и должен был быть. Как он любил. Ему не нужен был Квист, ханраны или Эндж. Ему не нужны были мать и отец. Ему никто не был нужен. Ему было лучше одному. Волк-одиночка.
Умирающий волк.
Он, пошатываясь, вернулся в канализацию, мимо последних овец, все еще застрявших там еще на один день, надеясь
Он достаточно легко нашел Хасана, готовящегося взорвать туннели.
— Дрен? Что ты здесь делаешь? — спросил лидер Ханран, когда заметил приближающегося Дрена.
— Я пришел, чтобы все исправить. — Дрен кашлянул. Он не посмотрел, есть кровь или нет. Ему было все равно.
— Тебе нужно присесть, сынок. Ты неважно выглядишь.
— На это нет времени. Если я сяду, то больше никогда не встану.
— Так зачем ты вернулся?
— Я иду в лагерь Черепов и собираюсь убить их Тонин, — сказал Дрен. Он сделал паузу, набрал в легкие воздух, затем снова откашлялся. — Нам нужно помешать им последовать за нами в горы.
— Для этого нужно сделать нечто большее, чем просто убить Тонин, — сказал Хасан.
Дрен попытался ухмыльнуться.
— Я думаю, с остальным вы справитесь без меня. — Он покачнулся. — Дайте мне несколько бомб, и я вышибу сердце из этих ублюдков. Затем... в тот момент, когда… вы увидите, что это взрывается… вы атакуете... убиваете остальных.
— Даже если ты сможешь проникнуть внутрь, ты не сможешь после этого сбежать. Это самоубийство.
Дрен сглотнул комок в горле и посмотрел Хасану прямо в глаза:
— Я знаю.
— Дрен, я… Должен быть лучший путь...
— Я уже мертв. Вопрос только в том, как. Либо я прячусь в пещере и сру под себя, либо могу сделать что-то хорошее. — Он кашлянул. — Полагаю, у нас нет выбора.
Хасан вздохнул:
— Мы — мертвые.
— Как скажешь, — сказал Дрен хриплым голосом. — Итак, ты собираешься отдать мне эти бомбы или нет?
Хасан дал ему пять. Дрен запихнул их в маленькую сумку, не беспокоясь о перчатках или прочем подобном дерьме. Весь вред был причинен. Теперь пришло время вернуть долг.
— Тебе нужна помощь? — спросил Хасан.
— Нет. Я справлюсь сам. Как и должно быть. Ты просто приготовься и жди сигнала.
Хасан кивнул. Он протянул руку:
— Прощай.
Дрен ее пожал:
— Было весело. Увидимся в следующей жизни.
Дрен бросил свой меч на выходе. Он не был гребаным шулка. Это была еще одна ошибка. У него было несколько ножей, и у него были бомбы. Теперь он вооружен так, как и должен был быть.
Он нашел шахту и забрался наверх, медленно, скорее по необходимости, чем по выбору. Он определенно больше не был тем человеком, который мог часами бегать по крышам. Не то чтобы осталось много крыш, по которым можно было бегать.
По крайней мере, решетка сдвинулась достаточно легко, и Дрен втащил себя обратно в свой город. Просто оказавшись над землей, он почувствовал себя лучше. Как хорошо не убегать. Он никогда не был склонен к этому.
Он двигался по руинам Киесуна, как призрак, крадущийся от тени к тени, прокладывая себе путь через разрушенные здания с одного конца города на другой. Он хотел оказаться рядом с главными городскими
Черепа все еще были снаружи — или кем там были эти ублюдки в красных доспехах и демонических масках. Теперь, когда ханраны доставляли им немного беспокойства, они двигались отрядами, медленно, высматривая опасность за каждым углом. Они трижды проходили мимо Дрена достаточно близко, чтобы протянуть руку и дотронуться до него, и все равно ничего не видели. Они его еще и не слышали, но только Боги знали почему. По какой-то причине его кашель был не таким сильным, как раньше. Может быть, Боги все-таки существовали. Может быть, они хотели, чтобы Дрен сделал именно это, напоследок.
Было уже далеко за полдень, когда он нашел нужное место — угловой дом, три стены которого все еще стояли на расстоянии улицы от главных ворот. Еще одно разрушенное здание почти полностью перегородило дорогу, оставив щель шириной всего в плечо, через которую мог пройти только один эгрил. Он не мог бы и мечтать о более идеальном узком месте для того, что он хотел сделать.
Он поднялся по лестнице и устроился на втором этаже, чтобы наблюдать, как эгрилы приходят и уходят, утаскивая с собой все больше овец каждый раз, когда покидали город. Учитывая тех, кого ханраны эвакуировали, и остальных, уже захваченных Черепами, Дрен считал, что в городе почти никого не осталось.
Но Черепа все еще разыскивали отставших. Некоторые были захваченными ханранами, а другие — просто овцами. Однако спасти их было невозможно. Во всяком случае, не Дрену.
Вместо этого он наблюдал и ждал, терпеливый как смерть, пока тени вдоль главной улицы не сгустились, а небо не приобрело цвет кровоподтека. Сумка с бомбами лежал рядом с ним, и его пальцы время от времени задерживались на их поверхности, словно желая убедиться, что все они на месте.
Иногда он засыпал или уплывал, теряясь в мыслях и снах о давно умерших людях. Он видел свою мать, своего отца, и они его видели. Он видел Квиста, и они шутили вообще ни о чем. Так оно и было, так и должно было быть. Он скучал по своему другу, тупому ублюдку.
Ему тоже показалось, что он увидел Эндж, но это была чушь. Она в горах, в безопасности. И он сделает ее жизнь еще более безопасной.
Дрен задерживал дыхание каждый раз, когда патруль Черепов проходил через щель под его окном, и прижимался спиной к стене, становясь неподвижным, как камень. Камню не нужно кашлять. Камень не был слабым.
С заключенными или без них, он мог видеть, как эгрилы волновались, когда один за другим проходили через узкий проход. Бутылочное горлышко делало их уязвимыми, и они делали все возможное, чтобы свести это на нет, не позволить себе сбиться в кучу. Затем, когда они живыми пробирались через проход на другую сторону и видели главные городские ворота — их путь наружу, — они быстро неслись прочь, рассредоточиваясь по ходу движения. Каждый раз последнему проходившему приходилось почти бежать, чтобы догнать своих товарищей. Никто не ждал, чтобы посмотреть, получится ли у него догнать — они были слишком заняты тем, чтобы убраться к чертовой матери из Киесуна.