Надежда на счастье
Шрифт:
И тогда они лишили меня сна. Водили меня кругами по тюремному двору и поливали холодной водой, если я засыпал на ходу. Я видел, как солнце три раза всходило и заходило, а потом потерял сознание. Тогда они стали пороть меня. Но я все равно ничего им не сказал.
Конор надолго умолк, а когда вновь заговорил, в его голосе звучало отчаяние.
– Я начал слышать голоса. Голоса моих сестер. Та ocras orm, Conor. Та ocras orm. Снова и снова. Без конца… И я до сих пор их слышу. О Господи… Они умирали, им нечего было есть. Они и сейчас просят меня найти им еды. Бриджит, Эйлин и Меган.
Он заткнул уши руками, чтобы не слышать голоса сестер.
– Конечно, я знал, что они уже умерли. Но я слышал их голоса в своей камере, видел их лица – как будто они находились рядом. И Майкл тоже громко звал на помощь, но я не мог ему помочь. А еще – голоса охранников: «Скажи нам, Пэдди, скажи нам, где ружья. Скажи нам, скажи нам…».
Он посмотрел на Оливию, но она не была уверена, что он ее узнал. Ей хотелось подбежать к нему, обнять, утешить, но она знала, что тогда он, возможно, не сможет продолжить свой рассказ. А ему нужно было выговориться, во что бы то ни стало.
– Я их проклинал, я пел, я громко кричал, но ничего им не сказал. Я не сломился. Тогда они отвели меня к Артуру Делемеру, начальнику тюрьмы. – Конор дрожащей рукой провел по волосам. – Мне казалось, что я уже испытал всю боль, существующую в этой жизни, но выяснилось, что я ошибался.
«О Господи, – в отчаянии думата Оливия. – Как ему помочь? Что сделать?»
– Они привязали меня ремнями к столу. – Он закрыл глаза, и по телу его пробежала дрожь. – Ох, некоторые вещи не поддаются описанию. Их нельзя выразить словами.
В конце концов, я потерял сознание от боли. А когда очнулся, охранников уже не было. И Делемер заговорил со мной. Он сказал, что прекрасно меня понимает и что ему хотелось бы помочь мне, но он не сможет, если я не скажу, где спрятаны ружья. Он посоветовал мне подумать и ушел. Затем вернулись охранники, и все началось сначала… Я потерял счет времени. Час проходил за часом, день за днем. Я лежал там и считал в обратном порядке, от тысячи, как будто это было самое важное дело в жизни. Лежал, пытаясь не чувствовать боли. На некоторое время это подействовало. Я даже пытался молиться, если ты можешь в это поверить. Я произносил псалмы, но не помнил их все. Не мог вспомнить.
Он снова провел ладонью по волосам.
– Да это и не имело значения. Бог все равно меня не слушал. Ни Мария, ни Иисус, ни все святые, никто не прислушивался к моим воплям. Не слушал меня никто, кроме Делемера. Он приносил мне еду и воду. Он сидел рядом, после того как охранники, сделав свое дело, уходили. И он разговаривал со мной, даже называл себя моим другом. Говорил, что если я помогу ему, то он поможет мне. Не знаю, как долго это продолжалось, но, в конце концов, я назвал места, где якобы было спрятано оружие. Тогда Делемер велел доставить меня обратно в камеру, и доктор подлечил меня как мог. А люди Делемера отправились на поиски оружия. Конечно, через несколько дней они вернулись с пустыми руками. И все началось сначала. Теперь уже мне хотелось только одного – чтобы боль прекратилась. Я хотел, чтобы он убил меня. Я умолял его убить меня. Он обещал прекратить мои мучения, если я скажу ему правду. И тут наступил момент, когда я не выдержал. – Конор надолго замолчал, потом прошептал: – Я сказал ему правду…
Конор поднял голову и посмотрел на жену.
Но Оливии казалось, что он смотрит сквозь нее.
– Так вот, Делемер громко рассмеялся, когда я рассказывал ему, где оружие. Он очень долго смеялся. Сообщил мне, что все это – всего лишь шутка, понимаешь? Оказалось, что они давно уже знали, где находится оружие. И они уже забрали его. Адам, как сказал мне Делемер, был более сговорчивым, чем я. Чтобы сломить его, понадобилось всего два дня.
Внезапно он выпрямился и с такой силой ударил ладонью по столику возле кресла, что Оливия в испуге подскочила.
– Они лишили меня всего! – закричал Конор – Всего, во что я верил. Они разрушили меня, и теперь я себя презираю. Они сделали меня предателем. Я пытался бороться. Господи, я пытался… Но оказалось, что они… Просто ради шутки.
Он с силой оттолкнул от себя столик, так что тот проехал по комнате и врезался в стену.
– Делемеру не было дела до оружия. Он просто хотел сломить меня – чтобы доказать, что может это сделать. И самое ужасное, что этот ублюдок не сдержал своего обещания. Он не убил меня.
Шумно выдохнув, Конор откинулся на спинку кресла.
– Делемер умер той же ночью. Вспыхнул бунт, некоторым заключенным удалось бежать, и один из них прикончил Делемера. Об этом, как и о пытках заключенных, узнал премьер-министр Гладстон. Поднялся крик и шум. Люди вышли на улицы, они протестовали, устраивали беспорядки, требовали освобождения заключенных – фениев. Прошел примерно год, и я, очевидно, попал под амнистию вместе с некоторыми другими заключенными. Но для Адама уже было слишком поздно. Сразу после конфискации винтовок стало известно, что он выдал тайники, и Совет фениев поручил одному из наших людей казнить его. Его закололи в тюремном дворе за неделю до убийства Делемера. Чертовски жаль, что они не поступили так же со мной.
На лице Конора появилось такое же выражение, как в ту ночь, когда он напился.
– Люди знали, что со мной произошло, но никто не знал, что я рассказал Делемеру о винтовках. Друзья пожимали мне руку, похлопывали по спине, угощали выпивкой. «Ты все выдержал, ты – герой». Они пили за мое здоровье и хвалили меня, они гордились знакомством со мной. О Боже, гордились! А рассказать им правду я не смог. Но мне было невыносимо стыдно, ведь я знал, что не заслуживаю их похвал. Вот почему я и уехал в Америку. Вот почему я не могу вернуться домой. Я вовсе не герой, а лицемер. И еще – трус.
Оливия чувствовала, как он ненавидит себя и стыдится, и она проговорила:
– Ты поступил так же, как поступил бы любой другой на твоем месте.
– Нет. Там были люди сильнее меня. Мужчины, которые перенесли больше страданий, чем я. У них было больше мужества. Такие люди, как Шон. – Он наклонился и снова спрятал лицо в ладонях. – И почему Делемер просто не убил меня?
Оливия не знала, что сказать. И не знала, какими словами утешить его. Но все же решила попытаться. Поднявшись, она медленно приблизилась к мужу и проговорила: