Наедине с собой
Шрифт:
Как выяснилось, меня заложил дневальный. Он за это получил 10-дневный отпуск домой. А мы с
Мишкой – по 15 суток гауптвахты. Причем я – одиночки.
***
Ну и виртуозами мы стаем на гауптвахте! Для того, чтобы искупающие вину не чувствовали себя
комфортно, нары с момента подъема поднимаются к стене и закрываются на замок. Остается либо
стоять на цементном полу, либо сидеть на единственной узенькой скамеечке. Так вот, существовало
На чем спали? Да на той же скамеечке, шириной не больше 20 см. Один конец ее ставили на
батарею (голова выше, как на подушке) – и вперед. Поражаюсь: мы даже переворачивались во сне
и никогда не падали!
***
Все не так, ребята! Сегодня получил из окружной газеты (я там регулярно печатаюсь, еще и
получая гонорар – неплохую прибавку к 3.80 руб.) письмо. Обрадовался. Втайне надеялся что
рано или поздно меня возьмут в штат – такие случаи, знаю, бывали.
Увы и ах! Жестокое разочарование. Меня – вот неожиданность! – отказываются впредь
публиковать вообще. На каком основании? «Нам стало известно, что вы не являетесь примером
для других в выполнении воинского долга».
Это мои отцы-командиры постарались – настрочили в редакцию депешу. Ну и хрен с вами со
всеми!!
***
Похоже, я просто притягиваю всяческие неприятности. Нас, четырех солдат, отправили рыть
траншею. И до обеденного перерыва оставили без присмотра. Кайф! Тут же отправили гонца в
гастроном. Раздавили два флакона «Солнцедара». И… отправились в общежитие к знакомым
девушкам. У меня как раз еще оставался предыдущий гонорар из окружной газеты, поэтому
квасили на славу. Пару пузырей брал я, а следующую пару, взяв в займы у меня денег, приносил
Владимир С. Так продолжалось несколько часов. И вдруг на каком-то этапе он заартачился. Мол, больше не пойду, а если и пойду, то на определенных условиях.
– На каких? – интересуюсь я.
– Если ты признаешь, что я тебе ничего не должен.
«Ни хрена себе собутыльник», – думаю я. Но кураж – он уже пойман.
– Идет! – соглашаюсь без особого промедления.
– Э-э, нет, – хитро прищуривает глаз Владимир. – Так не пойдет.
– А как пойдет? – уже еле сдерживаюсь я.
– Напиши расписку, что я тебе ничего не должен.
– Хрен с тобой, сейчас напишу!
Прошу у девушек бумаги и строчу), трубы-то горят, да еще как!): «Я, рядовой Сухомозский
Николай Михайлович, настоящей распиской удостоверяю, что рядовой Владимир С. мне ничего
не должен». И размашисто ставлю дату, время и свою подпись.
Воха (кличка любителя расписок) отправляется в гастроном. Приносит выпивку и отрубается.
Причем сходу начинает храпеть. Это мешает нам веселиться. Поэтому принимается решение
перейти в другую комнату, тремя этажами ниже (сидели на пятом). Гулянка оборотов не сбавляет.
Где-то через час я отправляюсь за очередной порцией спиртного. Осторожно выглядываю из
подъезда: нет ли поблизости офицера? И вижу женщину с выпученными глазами, хватающую
ртом воздух, словно ей не хватает кислорода.
– Вам плохо? – спрашиваю участливо (джентльмен – он в кирзовых сапогах джентльмен). –
Может, я смогу чем-то помочь?
– Спасибо, мне ничего не надо, – отвечает дама. И машет рукой куда-то вдаль:
– Там, там солдат из окна выпал!!
Внутри меня все холодеет. Молю бога, чтобы информация была ошибочной.
– А с какого этажа? – уточняя.
– С той стороны, с пятого. Его только что увезла «скорая». Парня увидели из Дома офицеров, он
сидел на окне и размахивал ногами. Позвонили дежурному, в штаб. Увы, те не успели. Солдат
сорвался вниз.
Мне становится не до спиртного. Ракетой взлетаю на второй этаж, сообщаю собутыльникам о
произошедшем, и мы, взяв ключ, мчимся наверх. Дверь открываю я. Так и есть: окно распахнуто, Владимира – нет.
Мы (военнослужащие) не находим ничего лучше, как рвануть к траншее. Чтобы с остервенением
продолжить ее углублять. За этим занятием нас и застает дежурный офицер, получивший приказ
срочно препроводить нас в штаб. Рядовых в святая святых практически никогда не зовут, поэтому
нам ясно, с чем это связано. Однако на мигах договариваемся все отрицать: ничего видеть не
видели, ничего знать не знаем.
В штабе нашу троицу сразу разделили. Меня тут же повели к начальнику. Когда мы зашли в
приемную, из кабинета вышла… хозяйка комнаты, из которой свалился Владимир. Как она здесь
оказалась?!! Проходя мимо меня, она утвердительно кивнула головой: мол, я во все призналась.
Чем значительно упростила мою задачу. Отнекиваться в такой ситуации было бы смешно, если бы
не было так грустно. Короче, я сразу во всем признался (за исключением количества выпитого). И
по ходу разговора (допроса?) узнал, как удалось с такой скоростью вычислить участников пьянки.
Оказывается, «парашютист» оставил на столе расписку, написанную мной.
На прощанье, отправляя меня в сопровождении конвоя на гауптвахту, начальник штаба сказал:
– Сиди и молись, чтобы Владимир С. остался жив! В противном случае загремишь лет на десять.