Наемник
Шрифт:
Первое, что я разглядел — солнечный блик на листе громадного дерева, потом — все дерево целиком, до того места, где его вершина тесно переплеталась с другими кронами. Так, а стволов тут… Раз… Два… Много. Это что ж получается — я в лесу?! Мало того, кругом, изволите видеть, лето, травка, чтоб ее, зеленеет, солнышко блестит и припекает основательно… Браво, Ордынцев. Допился. Конечно, всякое бывало, но чтоб уснуть зимой в квартире, а проснуться летом в лесу… Валяюсь, как идиот, на расстеленном покрывале из моей Н-ской квартиры, из одежды на мне — джинсы, тельник и старые кроссовки. И ничего больше. И никаких
Так я и поступил, а потом прямым ходом двинулся к ближайшему дереву, на ходу расстегивая ширинку.
Не успел я ее застегнуть, как воздух над моей головой вспорол резкий короткий свист, оборвавшийся щелчком. Я поднял глаза. Примерно сантиметрах в тридцати над моей макушкой из морщинистой коры торчала стрела с сизым опереньем. Короткая стрела, толстая. Арбалетная. Надо же, никогда не видел арбалетной стрелы, а вот ведь — догадался…
И тут же на мои больные мозги обрушился громовой голос:
— А сейчас — руки за голову и медленно поворачивайся, а то следующая из твоей башки торчать будет!
Да, это, наверно, неприятно… Что ж, слушаю и повинуюсь…
— Ага, порядок. Вижу, что ты. Руки-то опусти, — из зарослей какого-то кустарника метрах в шести от меня торчал по пояс здоровенный рыжеволосый и бородатый детина, он сосредоточенно разряжал арбалет. — Ты ведь Ордынцев, верно?
— Вчера, вроде, так звали.
Бородач выломился из кустов:
— Ну, тогда давай знакомиться, — ростом он оказался разве что на какой-нибудь сантиметр пониже двух метров. — Вообще-то меня зовут Алекс, но я так же откликаюсь на остроумное прозвище Малыш. С прибытием, — он протянул мне широкую, как лопата, ладонь. — А кстати о птичках: у нас, Пришлых, настоящие имена не в почете.
— У нас — кого?
— У Пришлых. Ну, агентов-наблюдателей из других миров, инструкторов вроде меня.
Я пожал ему руку, несколько ошалело разглядывая его. Удивление мое вызвали не кольчуга, не громадный боевой топор за поясом, не длинный кинжал в ножнах — здесь, как я понимаю, это обычный элемент костюма. Кольчуга доходила Малышу почти до колен, а ниже начинались старые, вытертые почти добела джинсы, и были они заправлены в высоченные армейские ботинки.
ГЛАВА 2
Время летит быстро. Я уже полтора года здесь, в этом странном и страшном мире. На плечах моих — куртка из толстой воловьей кожи, надеваемая обычно под кольчугу, а давно нечесаные волосы схвачены медным обручем — знаком Ордена Чародеев.
Я очень изменился с тех пор, как попал сюда — и чисто внешне: я похудел, загорел и окреп, и внутренне. В первый же месяц я четко и на всю жизнь усвоил, что лучше убить самому, чем быть убитым — когда ретивый латник из Торианского пограничного патруля чуть не снес мне башку. В патруле было трое, с двоими разделался Малыш.
И вот я сижу в Берлоге — школе, лаборатории, резиденции и не знаю что еще Магистра Ордена Грентвига и ожидаю своего рода посвящения. Сегодня я стану почти полноправным бойцом Ордена и получу свой Камень… Но раз уж потянуло на воспоминания, лучше вспоминать по порядку.
Первые два с половиной месяца в этом мире я провел на базе, хотя я лично считаю такое название слишком громким
Оба моих инструктора оказались ребятами на редкость бесшабашными и феноменальными по вместимости пьяницами, языками они работали ничуть не хуже, чем мечами — я, бывало, ржал до истерики, слушая их перебранки, которые они затевали с самыми серьезными рожами. Уговор был весьма суровый — кто первый не выдержит и хотя бы улыбнется, тот и моет посуду. Я, как признанный повар, был от этой повинности освобожден: когда ребята узнали, что я не только прилично стряпаю, но даже умею печь хлеб, они хором заорали, что мне цены нет (ну, или почти так).
А вообще-то они настолько разные, насколько могут быть два инструктора по выживанию, живущие под одной крышей. Малыш, каланча рыжая, — шумный, неугомонный сорви-голова. У нас, Пришлых, в общем-то не принято рассказывать, а тем более расспрашивать о своем прошлом «там». Малыш своего не скрывал: по его словам, он в свое время считался подающим надежды математиком, до тех пор, пока не влетел в какую-то отдающую криминалом историю (в этой части своего рассказа он был, как правило, довольно невнятен). Естественно, он прибег к наиболее простому способу разрешения конфликта с властями — ушел добровольцем в десантные части. Там его и выловил вербовщик из Преисподней, как называем этот мир мы, Пришлые. С учетом того, что вся агентура должна была погибнуть в своих мирах, да там их наверно и считали погибшими, это название обретает определенный и довольно жутковатый смысл…
Старый — почти полная противоположность Малышу, даже внешне. Невысокий, жилистый и крепкий, всегда спокойный и ироничный, с цепким взглядом вечно слегка прищуренных карих глаз… Вообще-то он был ненамного старше меня и Малыша, но в его черных, прямых, как у индейца, волосах и аккуратной мушкетерской бородке явственно прослеживалась седина. О прошлом своем он не рассказывал, да и разговоров на эту тему не любил. А когда такие разговоры все же заводились, он усмехался и ронял, сузив глаза: «Все мы здесь Пришлые, то есть смертники». Когда-то Малыш обмолвился, что «там» Старый был каскадером…
А в общем и целом, жили мы с ними душа в душу. Иногда забредал на огонек кто-нибудь из нашего брата, из Пришлых, и тогда надолго начинались пьянка и треп, но такое случалось не часто. Однажды кто-то из этих ребят оставил на недельку гитару, и тут уж я оторвался — попел ребятам кое-что из наших старых песен. Особое впечатление на них произвела древняя студенческая: «И налево наша рать, и направо наша рать, хорошо с перепою мечом помахать», с тех пор они горланили ее чуть не каждое утро, вытаскивая меня на разминку. Первые две недели я ближе к вечеру походил на мокрую тряпку — тренировались без дураков. Тут мне очень пригодились навыки каратэ и начатки сценического боя, когда-то на заре туманной юности мной усвоенные.