Наездники
Шрифт:
– Ради господа бога! – рявкнул он. – Ты трахалась на стороне почти год!
– Я так и знала, что недолго ждать, пока ты начнешь меня обвинять!
– Я тебя не обвиняю, – устало сказал Билли. – Но если я могу забыть про Кева, то почему ты не можешь забыть про Фен?
– Я оставила Кева, потому что у нас все кончилось, потому что я от! него устала. Твоя история с Фен была в самом разгаре. Откуда мне знать, что у тебя с ней уже все? Что ты не лежишь рядом со мной и не мучаешься похотью к ее мальчишескому телу?
Билли наполнил чайник из крана и включил газ. Он был так неловок, зажигая спичку, что едва не сжег сбе ресницы. Даже газ был против него. Он устал, он был голоден, ему ужасно хотелось выпить. Его угнетало сознание того, что Багль мог бы перескочить крепостной ров, и он бы выиграл пятнадцать тысяч. И ничего из этого не осуществится, если Джейни не сделает ему навстречу хотя бы один шаг из десяти.
– Откуда мне знать, что между тобой и Фен все кончено? – Она разразилась шумными всхлипываниями.
Билли нагнулся и обнял ее.
– Тебе придется поверить мне. Я люблю тебя, и всегда тебя любил. Я связался с Фен, потому что умирал от одиночества, и ты не поможешь ни мне, ни себе, вызывая память о ней каждые пять минут.
– Я знаю, – всхлипнула Джейни. – Я не знаю, почему ты связался со мной.
Новый синдром, который, как решил Билли, Джейни подхватила у Кева, выглядел так: сначала милое и легкое настроение, затем период основательного употребления спиртного, затем брань и швыряние посуды, затем самобичевание и безумное самоуничижение. Билли находил эту последовательность изматывающей. У него был ужасно трудный год. Временами он задумывался, достаточно ли широки его плечи, чтобы нести проблемы их обоих, его и Джейни. Обнимая ее тяжелое, цветущее, обильное слезами, дышащее алкогольными испарениями тело, Билли посмотрел в окно на Критлденские дубы на фоне пустого синего неба и внезапно его заполнила тоска по Фен, по ее веселью, невинности и доброте. Она была так восхитительна сегодня, смущенная и дерзкая, с блеском в зеленовато-голубых глазах, как у котенка – когда ожидала, что остальные жокеи набросятся на нее. Свист чайника заставил Билли и Джейни подпрыгнуть обоих.
43
«Сколько миль до Ковентри?» – вздохнула Фен. – «Трижды двадцать и еще десять. А доберусь ли я туда при свете свечи? Да – Но обратно не возвращайся».
Это была последняя ночь трехдневных скачек в Ист-Йоркшире. Фен лежала в постели, прижимая к себе медвежонка Лестера, и слушала, как дождь надоедливо барабанит по крыше грузовика. Сон снова ускользнул от нее, и даже новая книжка Дика Френсиса не смогла ее отвлечь. Фен отложила книгу и потянулась за своим дневником, где между сентябрем и октябрем была вложена потрепанная фотография Билли. Билли смеялся, глаза его сверкали под солнцем Люцерны.
На следующей неделе предстоял Уэмбли. Это были отчаянные шесть недель для Фен. После Криттлдена британские жокеи сдержали слово и устроили ей бойкот. На каждых состязаниях, на которых она появлялась, люди, которые недавно были ее друзьями, не отвечали на ее слова или демонстративно поворачивались к ней спиной. Фен знала, что за этим стоит Руперт. Он перестал проявлять к ней хорошее отношение, когда она рассталась с Билли, а тут она привселюдно продемонстрировала неповиновение ему самым унизительным для него образом. Это было для Руперта ужасным ударом по самолюбию. А поскольку большинство жокеев либо боялись Руперта, либо завидовали стремительному взлету Фен, они были только рады следовать его примеру по отношению к ней.
Однако, дело было не только в Кэмпбелл-Блэке. Нога Джейка наконец зажила; ожидалось, что он выйдет из больницы вскоре после Уэмбли, а весной уже будет выступать. И если Криттлденская победа Фен взбесила жокеев, то публику она просто околдовала. Новости о том, что жокеи бойкотируют Фен, достигли прессы, которая вся была на стороне девушки. Накануне вечером начал! звонить телефон: газеты, журналы и телекомпании наперебой просили интервью. На Фен потоком посыпались приглашения выступать на обедах, на открытиях супермаркетов, написать в клубы владельцев пони, пожертвовать разные предметы своей одежды для продажи на благотворительных аукционах. Где бы она ни появлялась, ее окружала толпа охотников за автографами. По почте к ней приходили груды писем от поклонников – восторженных мужчин и маленьких девочек, которые хотели получить от нее фотографию с подписью или совет касательно их пони.
Для публики, всегда жадной к новым идолам, Фен великолепно соответствовала шаблону. Ее гибкая фигурка неопределеного пола с намеком на отсутствие аппетита, неровная мальчишеская стрижка и лицо с озорным и в то же время задумчивым выражением, в высшей степени хотогеничное – Фен была стопроцентное дитя своего времени. Точно так же, как Джейк привлекал публику своей загодочностью, точно так же Фен они любили за то, что она не умела скрывать свои чувства. Она пребывала либо в ярости, либо в отчаянии, либо в восторге, а ее природное дружелюбие делало ее всеобщей любимицей.
Фен льстили слава и обожание, но вся ее энергия была сосредоточена на лошадях; а единственное, что ей было дорого – это Билли.
Лошади чувствовали себя великолепно, за исключением Харди, который подрос и стал плохо управляем. Он стал слишком сильным и быстрым, и с тех пор, как в начале месяца на скачках Ройял и Ланкастер он убежал от нее и перемахнул через два ряда девушек-охранниц, которые тихо сидели рядом с площадкой, Фен стала его бояться – и он это знал. Если Харди станет еще хуже, он будет серьезной опасностью для Джейка, когда тот только вернется в седло.
Лошади отнимали у нее все время, и даже больше, и только в бесконечных поездках или ложась спать – обычно гораздо позже полуночи – Фен позволяла себе мысли о Билли.
Через мафию конюхов просочились слухи, что не все ладно в доме Ллойд-Фокс. Трейси рассказал Диззи, Диззи рассказала Саре, Сара рассказала Фен о бесконечных ссорах по ночам, о том, как Джейни на автостраде вытряхнула все содержимое чемодана Билли в окно, потому что Билли якобы слишком быстро ехал, о том, как Джейни со скандалом утащила Билли с вечеринки BSJA, потому что она услышала, будто туда придет Фен. И о том, что Билли выглядит бледным и изможденным, и огрызается на конюхов, что на него не похоже.
Так что Фен жила крохами надежды. Она знала, что Билли сделает все, чтобы спасти брак, ноне могла не считать дни до Уэмбли в октябре, где они на неделю окажутся все под одной крышей.
На следующий вечер очень усталый Билли вернулся домой с Лисбон Шоу. Это были первые скачки, на которые Джейни не ездила вместе с ним с тех пор, как они снова стали жить вместе. Она осталась дома, чтобы написать для «Пост» статью о международных игроках в поло. Поначалу для Билли было облегчением оказаться вдали от истерик и скандалов, но очень скоро прежние демоны стали преследовать его. Он полностью простил Джейни то, что она уходила к Кеву, но не мог справиться с нездоровым, терзающим его страхом, когда звонил домой и не заставал Джейни дома. Он не выносил мысли о том, что она будет тесно общаться с симпатичными игроками в поло. Он помнил, как она в первый раз брала у него интервью. Он просто слышал, как она говорит: