Нагая мишень

Вишневский-Снерг Адам

На своих губах чувствую чьи-то иные губы. Какие-то затененные длинными ресницами глаза всматриваются в меня. В моих ушах грохочет эхо безумствующего где-то урагана. Вокруг шипят ядовитые змеи. Водная поверхность принимает цвет полированного серебра. На суше вздымается залп огня. Пламя охватывает жилища и леса. Море и земля залиты лучами самого яркого из всех восходов.

Ослепительное сияние и грохот урагана длятся всего лишь несколько секунд. После них воцаряется неожиданная тишина и непроникновенная темень, из которой очень

и очень медленно выплывает лунный диск, очертания окна и — наконец — перечеркнутый черно-белыми полосами интерьер комнаты.

Очертания будущего

Лючия поднимается со стула и водит по сторонам отсутствующим взглядом. С лежанки отзывается София:

— Что это было? — Она приподнимается на локте. — Антонио, ты слышал этот крик?

— Да. Где-то очень близко.

Лючия возвращается на свое место под стеной и закрывает глаза. София всматривается в меня. Она, явно, перепугана.

— Мне показалось, будто бы кто-то вопил рядом с моим ухом. Я долго спала?

— Долго.

София глядит на часы.

— Восемь минут первого. Можно было бы поспать еще с полчаса, если бы не этот крик. Вы тут все время сидите?

— Да. Скажи, когда же, наконец, будет утро. Я устал от этой ночи.

— Какой ночи?

Я показываю на полумрак за окном. София закуривает. Дым я чувствую, но огня спички не вижу.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — говорит она. — Или мой отец пробовал тебя загипнотизировать?

— Так гипнотизер Лиситано — твой отец?!

— Да.

— Он пытался внушить мне, будто бы я сижу на лесной поляне под стеной собственного дома, освещенного Солнцем. Только я не позволил уболтать себя. Я в полнейшем сознании и жду, когда наступит настоящий день.

София ненадолго задумывается.

— Судя по всему, ты не совсем в сознании, раз в самый полдень спрашиваешь, когда же закончится ночь.

— Но я же нигде не вижу солнца…

— Оно светит чуть ли не вертикально сверху. Если ты не слепой, выйди, погляди сам.

— Я смотрел уже много раз.

— И что же?

— На небе я вижу только полную Луну. Вот уже больше десятка часов она встает над северным горизонтом. В одном этом факте уже таится куча загадок.

— Антонио, ты что плетешь? Наверняка ты под воздействием гипноза. Что, не видишь, что стоит яркий день?

— Нет.

— Но меня же видишь?

— Только лишь тогда, когда ты выходишь из тени. Все вокруг выглядит так, будто бы я смотрю через очень темные очки.

— Интересно, что же это может быть. Наверняка тебя чем-то ослепили. Обязательно обратись к окулисту. Или же поговори с моим отцом. Он тебе объяснит, почему вместо солнца в зените ты видишь луну над горизонтом.

Я думаю над тем, а не сказать ли ей, что иногда эта луна взрывается перед моими глазами в сиянии термоядерного взрыва.

— Твой отец все знает? — спрашиваю я.

— Не будем преувеличивать. Всего он не знает. Но ему известны факты, которые и не снились вашим мудрецам.

— Где-то я уже это слышал…

Пытаюсь вспомнить, кто мне это говорил. София просит меня налить ей рюмку «Мартини». Подхожу с бутылкой к лежанке.

— Ты знаешь, Антонио, — говорит София, — иногда мне кажется, будто бы я тебя знаю.

— Но ведь мы встретились впервые…

— Тем не менее… — София подносит рюмку к губам. — Знаю! Ты тот самый знаменитый американский певец. Фамилия — Сухари!

— Это правда.

— Вот это неожиданность!

— Так ты обо мне уже слышала?

— Слышала? Ты мой идол!!!

— Но, прежде чем меня узнать, ты долго раздумывала.

— Потому что ты выглядишь так, что тебя и родная мать не узнала бы.

— Иначе, чем на снимках и по телевизору?

— Парень, да ты посмотри в зеркало. Я думала, ты знаешь, как выглядишь.

— И как?

— Как трубочист.

— Что, грязный?

— Ты весь обшмален огнем, измазан в саже, покрыт пылью и грязью, словно ползал по каким-то пожарищам. Что ты делаешь тут?

Я оглядываюсь на Лючию. Девушка сидит с закрытыми глазами. В лунном свете ее лицо бледное и чистое.

— Случайно… проходил мимо горящего дома и принял участие в спасении, — выдумываю я.

— Наверное, это там…

— Погоди, а какое сегодня число?

— Тринадцатое июля.

— Вот это да… Уже тринадцатое?

— Какой ты странный. Никак не решишь, уже поздно или еще рано?

— Потому что все зависит от точки зрения. Относительно определенного факта, одна сторона нынешнего дня кажется мне определенным прошлым, которое я каким-то образом проспал, а вторая — мрачным настоящим.

— Я уже говорила, это под влиянием какого-то внушения. Отец тебе объяснит.

— По-видимому, синьор Лиситано знаменит среди гипнотизеров. Ты могла бы рассказать о нем поподробнее?

— Он живет в Риме и преподает там психологию. Иногда он приезжает в Сорренто. Тут он построил для меня этот вот домик.

— И наверняка он не построил его в твоем воображении. Но если ему известны таны человеческой души, и он понимает больше, чем другие, быть может, ему удастся предсказать ближайшее будущее.

— Чье?

— Мое и твое.

— Они не имеют ничего общего друг с другом.

Я наполняю рюмки вермутом. София вынимает из ящичка лак и начинает подкрашивать ногти.

— А где Кейз и Нузан? — спрашивает она.

— Кейз осталась в Лондоне, а Нузан сейчас в «Voce del Silenzio» на Капри.

— Он живет в «Голосе Тишины»?

— Да, вместе со мной.

— Отлично! У нас тоже есть номер в этой гостинице.

— Мы — это кто?

— Я и Елена, моя подружка. В принципе, она живет со мной здесь. На остров переезжает тогда, когда жарко. Иногда я приезжаю к ней. Ей тоже очень нравятся ваши песни. Вы будете петь в Италии?