Наизнанку
Шрифт:
— Во-первых, — сквозь смех проговаривает Марк. — Если бы я всадил в тебя кол, ты бы на месте померла. А во-вторых, буду знать, что симулировать у тебя не получится.
— С чего бы это я померла?
— Ты же ведьма.
— Дурак, — ударяю его в грудь. — Это вампиры умирают от осиного кола, а ведьм сжигают на костре.
— Ой, точно. Видимо кровь отлила к нижней голове и усе.
— Что усе? — копирую его специфический говорок.
— Башкатус не варитус, а членус не дремлютус.
— Не надо мне больше сегодня. Пусть дремлет, — сквозь смех проговариваю я, натягиваю на себя простынь.
—
— Ты такой благородный.
— А то, — начинает перебирать мои чуть влажные волосы, тем самым расслабляя меня. И мне почему-то хочется спать, а еще в душ.
— Марк?
— Ммм?
— Мне надо в душ.
— Пойдем вместе, — хотела бы я сказать ему, что никакого «вместе», уж мыться я точно буду одна, но из этого ничего не вышло. Я банально опешила от того, что в считанные секунды вновь оказалась у него на руках, только уже полностью голой, ни носков тебе, ни сорочки. Марк ставит меня в душевую, включает воду и заходит ко мне. Черт, я впервые не знаю куда деть руки.
— Марин, расслабься.
— Ага.
— А ты какие цветы любишь больше всего? — поглаживая мои плечи, заинтересованно спрашивает Марк.
— Ты уже спрашивал, все хороши, главное не гвоздики.
— Ну что-то ты же должна любить больше.
— Мне нравятся полевые цветы, а еще больше такие беленькие цветочки, которые продаются в букете с розами. А ты?
— Что?
— Что любишь на завтрак?
— Яичницу с колбасой, а вообще я всеядный.
— Отлично.
***
Вожу рукой по простыне и наслаждаюсь ее гладкостью. Господи, как же хорошо на душе. Открываю глаза и оглядываюсь по сторонам. Присаживаюсь на кровать и пытаюсь восстановить всю цепочку событий. А цепочка оказалась неимоверно приятной. Только почему Марка нет в кровати? Смотрю на часы-полшестого. Сбежал? Но это его дом. Какой в этом смысл?
Встаю с кровати, накидываю на себя простыню и иду осматривать квартиру. Да, она большая, но мне хватило пяти минут, чтобы осмотреть почти все. Да что там, я и в шкаф заглянула. Дура. Ничего не понимаю. Захожу в гостевую комнату, но тут тоже никого. Присела на кровать и стала не пойми, чего ждать. В голове нет ни единой мысли, куда он мог деться. Бред какой-то. Осматриваю комнату и замечаю мольберт, стоящий в углу. Подхожу к нему и вижу явно детский рисунок, нарисованный красками с небольшой подписью внизу «Анна О.». Не трудно догадаться чье это художество.
— Погано рисует, да? — оборачиваюсь на голос Марка и застываю. — Я говорил ей, что это не ее занятие, но Анька насмотрелась какого-то сериала про художницу и не оставляет попытки стать такой же.
— Вполне нормально для ее возраста.
— Врешь, — подходит ко мне и притягивает к себе. — Выспалась?
— Да.
— Это тебе, — протягивает мне охапку тех самых белых цветочков. — Они называются гипсофилы. Нравится?
— Очень.
— Хорошо, что очень, — чмокает меня в нос. — Мариш, а нарисуй меня?
— Тут только краски, а портреты я карандашом рисую.
— А ты попробуй, — Марк снимает с себя футболку, оставаясь в одних черных джинсах, и присаживается на пол. — Смотри какие яркие
Вместо того, чтобы начать рисовать я зачем-то присаживаюсь к нему на пол и начинаю рассматривать краски. Наверное, я выгляжу как умалишенная, но все, что сейчас происходит кажется мне чем-то нереальным. Зачем ему вставать в пять утра, а может и раньше, чтобы купить мне те самые цветочки?
— Я хочу, чтобы ты рисовала меня обнаженной. Вот так мне нравится больше, — выхватывает из моих рук простынь и вместо того, чтобы возмутиться, я упорно продолжаю на него смотреть. — С этим надо что-то делать, — берет краски в руки и начинает дурачиться, а именно вымазывает меня красками.
— Прекрати.
— Зато теперь ты выглядишь живее. Давай, рисуй меня, лапа моя.
— Мы не успеем. Тем более скоро на работу.
— Фи на твою работу. Начинай, — улыбаясь произносит Марк. Смотрю на него и почему-то тоже тянет улыбаться. Тут есть два варианта, либо мы оба свихнулись, либо оба влюбились? Наверное, все-таки второе….
Глава 26
Идея заставить Марину меня рисовать, сама по себе неплохая, в конце концов, когда еще понаблюдаешь такую сосредоточенную обнаженную красоту. Только проблема оказалась в том, что кроме приятного эстетического созерцания, это еще жуть, как тяжело. Член в штанах живет своей жизнью, сколько бы ни приходилось его мысленно поучать. Эх, была бы Маринка не вчерашней девочкой, сейчас бы мы не только рисовали. Хотя, кому я вру, это же наиприятнейший подарок иметь девочку-девочку. Это даже круче, чем фердипердозно. Ведь это только мое. Моя персональная конфета, которой не касался ни единый хрен. Кайф…
Кладу руки под голову и продолжаю наблюдать за Мариной, которая в очередной раз закусывает кончик кисточки. А ведь она красивая. Нет, Марина не обладает параметрами классической красоты и общепринятой красоткой ее не назовешь, но по-своему она красива, для меня так точно. Почему я раньше считал ее неказистой ботанкой? Очки? Ну мало ли у нас очкастых ходит. Поведение? Да и сейчас не сильно изменилось, кого хочешь достанет занудством и дотошностью. По факту, она абсолютно такой же и осталась, подумаешь очки сняла и немного сменила одежду. Не могу понять, когда все изменилось? Хотя какая к черту разница, когда, есть то, что есть. Вырисовывается очень занятная картина и нет, не моей предполагаемой морды на мольберте. А картина-то проста: вероятнее всего я влюбился. Иного вывода я не могу найти. В конце концов, зачем мне терпеть ее закидоны и вставать в пять утра, чтобы найти цветочки с дебильным названием гипсофилы? Правильно, незачем. Значит меня только что, а точнее несколько раньше, накрыло по самую макушку. Очуметь. Влюбился.
— Ты не мог бы так не улыбаться?
— Как?
— Вот так.
— Нет, Мариша, не могу, улыбка сама из меня выходит. Непроизвольно.
— Хорошо, что только улыбка, — поправляя простыню на бедрах, бубнит себе под нос Марина. Ну хоть грудь оставила обнаженной. До сих пор не могу понять откуда она у нее такая взялась. Идеально, просто шикарно. Встаю с пола, подхожу к мольберту сзади и кладу на него обе руки. Марина поднимает на меня взгляд и улыбается в ответ.
— Что?
— Я есть хочу.