Наковальня звезд
Шрифт:
Вильям обнял Ариэль и поднял её над головами детей, которые, смеясь, поспешили наклонить головы.
— Браво! — закричала Тереза.
Мартин начал прихлопывать в ладоши, и дети сразу же подхватили, придерживаясь ритма, уместного для вальса. Ариэль приняла приличествующую величавую позу — подбородок поднят, нос кверху, и они закружились с новой силой.
Мартин заметил, что в комнату вошла Мать Войны. Танец продолжался до тех пор, пока Вильям не взмолился:
— О, моя Богиня, достаточно. Я изнемогаю.
Ариэль отпустила его. Вильям схватился за лестничное поле и, смеясь, помахал ей рукой в такт вальса.
— Ну,
— Быть может, вы, Пэн? Не потанцуете ли с Пухом?
Мартин, смущённо рассмеялся, но подал руку. Ариэль прикоснулась к ней, имитируя наивный взгляд медвежонка Пуха. Они уже было приступили к танцу, как в это время кабина сильно накренилась. Все упали на пол, инстиктивно вцепившись пальцами во что попало. Мартин почувствовал, что их вес увеличивается: одна десятая g, одна вторая, три четверти… Он взглянул на Ариэль, упавшую рядом, и увидел, что она замерла с широко раскрытыми глазами, затем повернулся, чтобы отыскать Терезу, она должна быть где-то на противоположной стороне. Вокруг валялись пустые кушетки.
Мать Войны расположилась напротив двери, ей удалось закрепиться. Лестничные поля выросли, переливаясь в воздухе всеми цветами радуги.
Мартин достал жезл, чтобы осмотреть «Черепаху» с внешней стороны. Как после удара топора по деревянной чурке, «Спутник Зари» раскололся на две части, по границе третьего дома-шара. Оборвалась последняя соединяющая ткань — Мартин обратил внимание, что податливость этого соединения совсем не походило на металл — и «Заяц» выпрыгнул на свободу.
— Разделились? — спросила Тереза, хотя ответ был всем ясен.
— Кораблей Правосудия стало два, — констатировала Мать Войны. Они двигались уже в дюжине километров от «Зайца», и дистанция быстро увеличивалась.
— Вот это и произошло, — подвёл итог Мартин.
— Дерьмо! — выругалась Ариэль и скрестила ноги на полу.
Дети сгрудились, руки и ноги их перемешались, они стали походить на сбившихся в кучу несколько маленьких будд. Мартин дотянулся до руки Терезы и нежно сжал её. Она улыбнулась ему.
Все ведут себя храбро. Просто у нас нет выбора.
— У нас всё получится, — подбодрил всех Мартин.
— Суперторможение начнётся через минуту, — предупредила Мать Войны.
— Давайте считать, — предложил Эндрю Ягуар, и дети начали отсчитывать вслух цифры, что замерцали перед жезлом Мартина.
Пять, четыре, три, два…
Мартин глубоко вздохнул и закрыл глаза. Подобно мягкому электрическому манипулятору, исследовавшему его тело, в него проникли объёмные метрические поля. Он ощутил отдалённый шум в ушах, почувствовал, как кровь остановилась в его жилах, застыла протоплазма… Затем движение возобновилось вновь, затем опять пауза, и снова старт. Вибрирующие толчки полей, контролирующих каждую молекулу, прикладывали к каждой силу, компенсирующую эффект торможения. Временная пауза мыслей, выполнения только рефлекторных движений, местами абсолютная пустота.
Он ничего не видел. Сейчас он был слеп, но боли не ощущал. В таком состоянии они провели несколько дней. Но, к счастью, всё закончилось — поля вернули их в исходное нормальное состояние. Они вновь смогли видеть, двигаться, говорить, есть.
Но все ли прошло хорошо? Не существует машины,
Во время суперторможения жезлы не работали. Матери Войны предписано быть неактивной. Падая с верхушки Вселенной вниз, они могли надеяться только на себя… Об этом они знали уже тогда, когда решились на роль голубя мира на носу огромной бомбы, — голубя, готового на всё ради того, чтобы проворковать свою обвинительную речь, ради того, чтобы сохранить надежду выклевать глаза тех, кто ест их яйца, лишая потомства, кто держит их взаперти.
Теодор вошёл в комнату, где в полном одиночестве сидел Мартин, погруженный в непрерывный поток мыслей.
— Это печально, что тебе в голову приходят такие мысли, не так ли?
— О, Господи, Теодор, я не заметил тебя. Почему печально?
— Разве не печалит то, что мы только голуби, и не более того?
— Не нужно возвращаться к этой теме.
— Я никогда не был всеведущ, Мартин. Ты мыслишь более оригинально, чем я. Но смерть сделала меня мудрее. Хотя, конечно это очень глупо. Что я могу сделать сейчас, мёртвый? Я лишь пылинка в твоём сознании.
— О, как бы я хотел, чтобы ты приходил бы ко мне не только во снах…
— Не мечтай об этом. Всем снам приходит конец.
Мартин, вздохнув, покачал головой.
— И всё-таки худшее позади. Безвольно спать в ожидании, когда все закончится, — что может быть тоскливее? Но, правда, мне кажется, что мы до сих пор спим в этой маленькой комнатке, связанные одной цепью…
— Ты думал об Ариэль?
— Да… Расскажи, что ты знаешь о ней?
— Ничего такого, чего бы ты не знал. Охо-хо, какая скука — быть мёртвым. Я могу быть только тенью твоих мыслей.
— Может быть существует что-то такое, что я знаю о ней, но не понял сути?
— Она цинична, она ценит превыше всего разум, а не чувства. Она мало во что верит, но ей многое дано.
Любовь.
Тереза, слегка посапывая, лежала рядом с ним. Мартин погладил её бедро и сразу же ощутил лёгкое покалывание в руке — постоянное напоминание о присутствии полей, которые или разрешают, или не разрешают движения. Катастрофическое торможение.
Любовь
К кому-то одному, к семье, к своей компании, к кораблю, к миру, к Земле.
Что для каждого из них значит любовь к родному дому? Если ты родился в нём, стал его неотъемлимой частью, тогда все понятно… Но для них на долгое время родным домом стал «Спутник Зари». Это был их мир, — здесь они жили, мечтали, стараясь сохранить на нём крупинки земной жизни. Стремящиеся к знаниям, любознательные, такие, как Теодор, постоянно что-то исследовали, делали заметки, склоняясь над линзами. Помнится Теодор много часов проводил у пруда, наблюдая за его обитателями, предпочитая общение с ними общению с кошками и попугаями, которых так любили другие дети, считая их своими талисманами. Линзы — у момов они были эквивалентом микроскопа — парили перед лицом Теодора, подобно крошечным драгоценным камням. Из-за присутствия полей они имели слегка смещённое преломление, но зато были прозрачнее и большей оптической силы, чем флюориты. Поймать в эти миниатюрные сферические поля несколько хаотично двигающихся головастиков было для Теодора неописуемой радостью. Наблюдаемые удерживались от побега также слабыми полями … полями внутри полей… , — и Теодору открывался доступ к созерцанию этих живым созданиям, что было бы нереальным на Земле.