Наледь
Шрифт:
Но когда он прочел заявление Воронова, то воспрянул духом. Глупец этот Воронов! Все свалил в одну кучу: и рудничный поселок, и резервы, и планы, и жилье. Синельников рассчитывал, что это вызовет и раздражение Лукашина, и протест начальников участков. Но главное - это взбесит Пилипенко... Чего это Воронов суется один за всех решать? К тому же сам не выполнил план. В такой обстановке Синельников сможет разбить Воронова, а комиссия среди прочих вопросов похоронит дело и о рудниках.
Терехин зашел к Зеленину,
– Как дела у Воронова?
– Неважно. А что говорит комиссия? Пилипенко?
– Будут отстаивать свой проект... Экономия государственных средств прежде всего. А наледь и силикоз - это, говорят, временные явления. Устранятся.
– Понятно... Как бы не пала тень на Мясникова.
– И я так думаю.
– Значит, у Воронова - дело табак. Отсюда его ударят и за невыполнение плана.
– Свезите меня к нему, - попросил Терехин.
Они нагрянули в Рыбный порт на лукашинской "Победе".
– Вот ты где засел, Аника-воин!
– воскликнул Терехин, входя в контору.
– Да это настоящий дот! Смотри - не окна, а бойницы, щели!
– Читал поклеп на коллектив, как теперь называет мое заявление Синельников?
– спросил Воронов, тиская руку Терехина.
– Читал.
– Ну?
– Все это надо доказать.
– Люди докажут, - сказал Воронов.
– Ишь ты какой! Хорош, хорош...
– покачал головой Терехин.
– Милый, люди бывают разные, - сказал Воронову с обычной своей усмешкой Зеленин.
– А если ты окажешься в меньшинстве? Что тогда?
– Это пустая формальность. Истина не знает ни большинства, ни меньшинства.
– Ну, а если ты все-таки не сумеешь доказать ни Синельникову, ни Лукашину?
– Ну, это уж пусть они мне докажут, что я не прав, - горячился Воронов.
– Нет, он законченный борец, - важно сказал Зеленин.
– Да, конечно...
– кивнул Терехин.
– Он могуч... Ну кто тебе будет доказывать, если комиссия решит не в твою пользу. Надо подчиниться. Дисциплина!
– Дисциплина?! Тот дисциплинирован, кто добивается правды, а не безмолвствует лукаво ради служебных выгод.
– Да пойми ты, голова! Надо не только воевать за свою правду, но еще и уметь слушать противника. Понимать его, - сказал Терехин.
– Это кого, Синельникова, что ли?
– Хотя бы его.
– Я давно его понял. Он - фокусник.
– Ну, фокусниками ты никого не удивишь. А я вот слушал недавно его, и говорит он, между прочим, убедительнее тебя. И комиссия больше к нему прислушивается, а не к тебе.
– Да!
– крикнул Воронов.
– В таком случае нам не о чем с тобой разговаривать.
– Он замолк и, сердито нахохлившись, сел за стол.
– Чего ты на меня набросился?
– сказал Терехин.
– Я же тебе не Синельников.
– В предостережениях не нуждаюсь, - сердито пробурчал Воронов.
– И в сочувствии тоже.
– Ну, ладно, ладно, - похлопал его по плечу Зеленин.
– Поехали с нами. Остынешь немного, а там заправимся... Потолкуем.
– Не хочу и не могу.
– Бирюк!
– беззлобно выругался Терехин.
– Ну и оставайся, дьявол с тобой. Счастливо тебе шишек набить!
– крикнул он с порога.
– Авось поумнеешь, трезвенник.
В машине Зеленин сказал.
– Сейчас ему можете помочь только вы.
– Каким образом?
– Выступить в газете, защитить его.
– Интересно! Работает целая комиссия, выводы складываются не в его пользу. И нате вам! Местный корреспондент - великий специалист - все опрокидывает вверх дном...
– Но ведь вы ему друг!
– А при чем тут друг?
– То есть как при чем?!
– Это совсем другое, - уклончиво ответил Терехин.
– Дружба дружбой, а служба службой...
– Да... Встречаются и такие, кто дружбу на службу меняет. Ну что ж, поезжайте, служите...
Зеленин тронул за плечо шофера, попросил остановить. Тот затормозил. Зеленин открыл дверцу.
– Куда вы?
– спросил Терехин.
Но Зеленин не ответил; он вылез из машины и пошел по откосу, поросшему кустарником, в сопки, напрямик, домой.
18
– Ну-с, деятель, комиссия работу окончила. Внесла, как говорится, полную ясность. Спорить больше не о чем. Будем трудиться, - говорил Лукашин вызванному с участка Воронову.
Выводы Пилипенко Воронов прочел в производственном отделе, на вопрос Зеленина: "Что будешь делать?" - только поскреб небритую щеку и мельком взглянул на Катю. Она улыбнулась ему виновато и жалостливо... Что делать? Он и теперь еще не знал, сидя в кабинете Лукашина и слушая ласковый успокоительный тенорок начальника. Шуметь, доказывать, что они не правы? Но перед кем шуметь? Кому доказывать? Лукашину? Снова крутить карусель? Но дело-то не должно стоять. Строить поселок надо... Тут уж Лукашин медлить не станет.
– Как вы сами смотрите на выводы комиссии?
– спросил наконец Воронов Лукашина.
– А что ж, деятель! Не глупо... Перебазировать жилой поселок в Солнечное - хлопотно. Много времени потеряем. А у нас и так планы под угрозой... Твои замечания частично учтены - детские ясли, школа выносятся на солнечный склон. Поставим фуникулер. Реку возьмем в трубу. Денег добавят. Что еще нужно?
– Вы говорите как производственник. А я вас по-человечески спрашиваю: как жить в таком поселке? Вы бы туда переселились? Вместе с женой, детьми!