Наложница для нетерпеливого дракона
Шрифт:
От запаха крови, окутавшего всю комнату, у него сердце готово было выскочить из груди, он подрагивал, словно почуявший запах дурной смерти пес, его мутило. А ведь это родная кровь!.. И как страшно было, как жутко! Молодой Дракон почувствовал, что на миг лишился разума, в голове словно тысячи черных солнц встали, опаляя сознание.
Глава семейства тоже был потрясен случившимся; его глаза бегали, всматривались в лица родственников, и в них читалось лишь одно — это не я! Не я ее надоумил!
Эрик, как завороженный, смотрел на раненную руку Анны. Он не отреагировал даже когда Хлоя робко коснулась его рукава, без особой
— Вам лучше уйти, — подлый голос Робера коснулся ее разума, утонувшего в отчаянии и горе. — Негоже бывшей любовнице присутствовать за обедом, где собирается семья. Ритуал свершился; и не далее, чем сегодня, господин Дракон укажет вам ваше место.
Эрик по-прежнему не двигался. Казалось, он перестал видеть и слышать что-либо в этом мире. Волшебный запах крови самки дракона окутывал его разум, гасил все прекрасные воспоминания, стирал привязанность и безжалостно затаптывал нежные побеги любви.
Хлоя порывисто шагнула к нему, ее губы раскрылись, она хотела позвать его по имени, но Робер ловко ухватил ее за руку и отдернул прочь, с каким-то садистским удовольствием наблюдая ее отчаяние и боль.
— Ну? — произнес он, тяжко, возбужденно дыша.
От близости его цели у него перехватывало дыхание, над верхней дрожащей губой выступили бисеринки пота, и он, по-хозяйски приобняв Хлою, приблизил свои губы к ее ушку и произнес так тихо, чтобы могла слышать только она:
— Я, так и быть, попрошу у господина Дракона право опеки над вами, не то вы пропадете в этом жестоком, коварном мире. На радостях он мне не откажет. Так что можете считать меня своим новым господином.
Эти поганые, полные похоти и изощренной жестокости слова больно ударили по напряженным нервам, и Хлоя зарыдала, вздрагивая всем телом, как раненное беззащитное животное, а Робер снова ухмыльнулся, поглаживая и тиская девушку совершенно бесцеремонно и бесстыдно, так, словно она уже была его наложницей.
Эта неприглядная картина, горячечные жадные слова Робера, которые он бормотал, захлебываясь слюной, не укрылись от Данкана. Хлоя, рыдая, корчилась в его руках, как осенний лист в костре, и каждое слюнявое слово, каждый звук его гадкого голоса причиняли ей такую боль, что терпеть ее было невозможно. Когда похотливый мерзавец попытался прижаться жадными губами к ее шее, она оттолкнула его прочь и выбежала вон из зала, и никто не посмел ее остановить.
«Ах ты, обломок ты трухлявый, — недобро хмурясь, подумал молодой дракон. От вида рыдающей Хлои на душе его стало горячо и тяжело, засаднило, словно свежую рану, от мыслей о том, что этот проныра, этот грязный интриган будет насиловать девушку, из рук которой вырвал обманом счастье, стало горько и сухо во рту, как от собственной непоправимой беды. — Вот зачем, оказывается, все эти интриги и хитрости… Вот как ты заботишься о своем хозяине! Вот чего ты желаешь всем сердцем… ты просто пожелал женщину, чужую женщину, и для достижения этого делаешь больно всем! Бедная девочка; горестно будет ей жить с этим старым сластолюбцем, если она и верно достанется ему…»
— Мне отдайте Леди Дракон, — резко выкрикнул Данкан, мстительно и злобно глянув на Робера, с удовольствием наблюдая, как у того от неожиданности и злости вытянулось лицо и нервный тик случился. — Девушка вам более не нужна, а я смогу дать ей ту заботу и любовь, которые она заслуживает. Не откажите в первой просьбе.
Данкан с удовольствием наблюдал, как избитое лицо Робера наливается черной кровью, как от нервной дрожи его голова скашивается набок, словно мышцы скручивает сильнейшей судорогой, и как на губах, вынужденных молчать, выступает кровавая пена. В глазах Робера промелькнул такой ужас и такая одержимость, что Данкан едва не расхохотался, глядя, как старого интригана будто разбивает параличом — жаль, что это всего лишь бессильная злоба корежит его тело. Вожделенная цель, мечта, до которой он только что дотронулся, вновь ускользала из его рук, становилась далека, и Робера колотило от бессилия и нереализованного желания.
— Мне, — прокаркал Робер, но его голос не слушался его, и из трясущихся губ вырвалось невнятное сипение, и Данкан едва не рассмеялся, зло и радостно, увидев, что Робер не может и слова произнести внятно.
Выкрик Данкана сработал будто толчок, пробудивший Эрика ото сна, вырвавший его из странного магического оцепенения. Он мигнул, будто прогоняя одолевшие его мысли, глянул на юного Данкана, оценивающе скользнул взглядом по его напряженным плечам, по лицу, на котором было красноречиво выписано упрямство и готовность спорить и биться за право обладания Хлоей.
— Нет, — ответил он, помедлив. — Это моя женщина. Только моя.
Во всеобщей тишине он неспешно прошел к Анне, замершей на своем месте. Так же неспешно поднял испачканную салфетку, перетянул порезанную руку девушки, унимая кровь. Еще раз глянул в ее темные перепуганные глаза, и произнес, улыбнувшись:
— Даже так — нет.
Дружное «ах!» вырвалось из уст присутствующих, напряженные тела обмякли, словно лишенные удерживающей их силы. Данкан, не веря своим ушам, все так же неотрывно смотрел на Эрика, и дикая, невероятная мысль билась в его висках, повторяясь снова и снова: «Как он смог?! Почему нет? Он смог?! Ритуал не пленил его?! Как?!»
— Благодарю за беспокойство, — произнес Эрик, — но о ней я позабочусь сам.
****
Как же больно! Как же невыносимо больно!
Хлоя, рыдая, ввалилась в свою комнату. Ноги ее подогнулись, она без сил упала на пол, захлебываясь слезами, задыхаясь, потому что грудь ее разрывалась от нестерпимой боли.
Счастье было рядом. Эрик любил ее всю ночь и шептал слова признаний, ласкал ее тело, исступленно говоря о своей любви, целовал ее губы, и брал ее снова и снова — и все это враз окончилось, пролившись алой струйкой на белизну ткани.
Так просто оборвать связи, тонкие, прорастающие побеги чувств, нежность, рождающуюся в сердце. Словно отсечь мечом, отсечь все «до», превратив в черное небытие, и оставить только вынужденное «после»!
Он будет ходить, дышать, его сердце будет по-прежнему биться, но. Глянув а нее, на Хлою, Эрик не вспомнит, отчего когда-то она была ему дорога и желанна. И от этой мысли Хлоя рыдала еще горше, кричала, словно этот крохотный коварный нож касался ее сердца, а не ладони юной Анны, вздумавшей приворожить Эрика, привязать его к себе таким немудреным способом. А ее господином, ее мучителем станет этот Робер — Эрик не откажет ему. Зачем теперь ему отказывать своему верному слуге?