Наложница для нетерпеливого дракона
Шрифт:
— Нет, не бывать этому, — рыдала Хлоя, шаря руками по полу, отыскивая впотьмах оброненный нож. — Не бывать!
Таковданская сталь остра и крепка; от ее прикосновения лопнула плотная ткань, расползся рукав, обтягивающий руку, и кожа разошлась от единого прикосновения. Пришла боль, почти сладкая, такая желанная, что Хлоя затихла, откинув голову и почти впала в экстаз, потому что телесная боль глушила муки рвущейся души. Острие чертило алую полосу, сочащуюся алыми слезами, и с каждым вздохом, с каждой секундой этой острой боли приходил тяжелый черный покой.
«Сегодня все кончится», — подумала
Нож выпал из ее руки, плечи опали, и она, всхлипывая, неловко опустив голову, как брошенная кукла, осталась неподвижно сидеть на полу, чувствуя, как по горящей от боли порезанной коже течет горячая струя, обвивая похолодевшее запястье.
Когда крепкие руки ухватили ее за плечи и кто-то рывком вздернул ее тело вверх, она почти ничего не чувствовала. Тяжелая усталость навалилась на нее, она безвольно болталась, встряхиваемая грубыми руками, не касаясь ногами пола, и ее светловолосая головка болталась, как у тряпичной куклы, в теле которой нет никакой твердости — только мягкая ткань да мох вместо набивки.
— Что ты натворила?! — грохочущие слова дошли до ее сознания, она с трудом подняла тяжелые веки, и увидела разъяренное лицо Эрика. — Что ты наделала?! Как ты могла испортить то, что принадлежит мне?! Ты мне принадлежишь, мне — поняла!?
Он встряхнул ее, перехватил ловчее, уложив на свою руку. Его пальцы крепко сжали ее затылок, он обнял ее безвольное слабое тело и поднял ее выше, приближая ее лицо к своему.
— Ты моя, — шептал он, крепко сжимая ее изрезанную руку ладонью, пережимая вскрытые вены. — Только моя, и моею будешь всегда. Я же люблю тебя, Хлоя.
Глава 16. Легенда
Когда ушел лекарь, унявший кровотечение, а утомленная Хлоя уснула, Эрик вышел из комнаты, прикрыв неслышно двери. Признаться, ему тоже было нелегко. Страх, раздражение, изумление — как?! Почему ритуал не подействовал?! — обуревали его.
Страх за Хлою.
Впервые он почувствовал, как человек хрупок. Впервые чужая жизнь, ускользая, коснулась отчетливым холодом его пальцев, и он понял, что не сможет ее вернуть, потеряв.
Он оперся на перила, жалобно треснувшие под его сжавшимися хищно пальцами, прикрыл пылающие золотом глаза. Так легче было перенести обуревавшие его чувства.
И это сейчас, когда Хлоя молода и полна сил! Она едва не покинула его от пустяковой царапины, просто обессилев от горя и боли, терзающих ее душу. А станет она старше? А болезни, которые подкрадутся вместе с возрастом? Всего каких-то тридцать лет, и она постареет. И сколько не закрывай ладонями этот лепесток пламени от ветра — он все равно погаснет и растает тонкой струйкой серого дыма в руках…
— Какие странные, эти люди, — задумчиво произнес чей-то голос снизу. — Такие хрупкие, такие слабые телом, и такие сильные духом. В них горит огонь, сильнее, чем в сердце любого из разумных существ.
Эрик нехотя раскрыл глаза — в них все еще можно было заметить страх, — и глянул туда, под нависающую над залом галерею.
Разумеется, там был Данкан. У кого еще хватит нахальства подойти близко к разъяренному гостю, когда все попрятались от его гнева? Эрик почувствовал, как от злости кровь закипает у него в жилах; нахальный мальчишка удобно расположился в кресле, закинув ноги на один подлокотник и опершись спиной о другой, и листал какую-то книгу. Ее страницы были хрупки и крошились по краям, и Эрик вдруг подумал, что книга и дерзкий Данкан примерно одного возраста. Хрупкая вещь, куда человек или какое-то иное разумное существо записало свои мысли, знания, желания, наблюдения, и долго живущий дракон, чья молодость и сила растянуты на века… Сто семьдесят? Сто восемьдесят? Сколько ему лет, этому обманчиво юному существу?
— Я же сказал, — зло рыкнул Эрик, — чтоб ты мне не попадался на глаза! Одного раза тебе было мало? Так можно повторить!
— Не злись, — беспечно ответил Данкан, даже с места не двинувшись, перелистывая старые страницы. Кажется, он целенаправленно искал что-то, пробегая строчки глазами. — Я же не просто так, я по делу… А, вот, нашел! «…если род угасает, и в целом мире найти пару нет возможности, можно обратиться к многочисленному людскому роду и взять пару оттуда. Потомство от нее будет крепко, и унаследует всю магию, силу и мощь твоего рода». Это справедливо для любого существа, ты знаешь? Для оборотней-анимагов. Для драконов. Для вечно живущих. Для всех.
— К чему ты клонишь? — подозрительно спросил Эрик. — Я давно не верю в сказки, я их не читаю. И, наверное, никогда не читал.
— Конечно, — хихикнул Данкан, — ты же такой большой и сильный, ты все привык брать в бою, с помощью кулаков! Читать книги — это удел таких мозгляков, как я — а меж тем это не сказки. Это ученая книга, откуда наш лекарь, так искусно излечивший рану на руке твоей подруги, черпает свои знания. Ну, унялась же кровь, скажи?
— Унялась, — ответил Эрик, насторожившись.
— Завтра от глубокого пореза и следа не останется, ну, разве что тонкий, как нитка, белый шрам. Время сотрет и его. Проснувшись, твоя Хлоя будет так же сильна и здорова, как и вчера. Маленькое чудо, сотворенное при помощи трав, корешков, мазей… Можно верить страницам этой книги, раз рецепт, написанный в ней, даровал здоровье?
— Вероятно, — ответил Эрик так же настороженно, все еще не понимая, куда клонит Данкан.
— Так вот, — втолковывал тот, листая книгу еще. — Тут написано, что есть способ сделать человеческую самку равной себе. Сильной; долгоживущей; способной родить наследника.
Эрик даже дышать перестал, пока Данкан искал нужное ему место.
— «…кровь невинной девы твоего рода, язык лжеца и сердце твоего врага», — читал Данкан, многозначительно покачивая испачканной в крови Анны салфеткой. — Человек, который это писал, наверняка был поэтом. Но я с трудом представляю тебя в образе аптекаря, смешивающего ингредиенты. Сушить язык, толочь его в ступке..
— …Поэтому?..
— Поэтому есть способ проще, — послушно признался Данкан. — Яйца волшебной птички. Золотой Сороки. Ты же наверняка слышал о династии Воронов, что правили этими землями давным-давно? Золотая Сорока жила в клетке, несла эти яйца королям Воронов, чтобы они могли брать в жены человеческих самок. Бесценный эликсир молодости, запертый в золотой скорлупе… Вороньи женщины, говорят, были некрасивы и сварливы, любили драться и воровать, а это нехорошо, если речь идет о королеве. А человеческие самки… ну, ты сам все знаешь.