Наложница тирана
Шрифт:
— Хватит делить шкуру не убитого зверя, Бьорн, — нахмурилась Алекса. — Изучая каждый день в документы, я все сильнее убеждаюсь, что эта победа обойдется нам очень дорого. Война — мероприятие затратное, а наш противник не такой дурак и глупец, каким его выставлял императора. Ивар Остин не отдаст корону только потому, что мы его об этом попросим. Нам нужен план…
— Хватит, Алекса! — резко перебил Бьорн. — Ты себя слышишь? Каждый день одно и то же. Ты замолкаешь только в те моменты, когда мы занимаемся любовью. Я тоже устал от этих разговоров. А теперь представь, каково твоей дочери. Сегодня никакой работы и разговор о войне. Вставай,
— А ты меня заставь встать. — Алекса улыбнулась, словно бросила конунгу вызов, на который он охотно ответил.
Бьорн впился ей в шею, вынуждая капитулировать. Алекса могла бы побороться с сильным мужчиной, но его поцелуй, эти страстные ласки, не позволяли ей этого сделать. Она отдалась воли случая, позволяя этому рыжеволосому конунгу забраться под шкуру медведя. Она схватила его за волосы, вынуждая переключиться на губы, и отвела ногу в сторону, позволяя лечь между бедер.
Он воспользовался приглашением.
Наслаждаясь близостью с рыжим северянином и невольно сравнивая его с другими мужчинами, Алекса понимала, что нашла совершенного мужчину. Если с жестоким и порой грубым мужем ей приходилось контролировать Карла, ибо тот мог сделать больно, а совсем неопытного господина нужно было учить, с Бьорном она чувствовала себя настоящей женщиной, любимой и желанной для этого человека. Суровый северный народ может показаться грозным и опасным противником, чего не скажешь об их страсти в постели. Это очень горячие мужчины, знающие и чувствующие женщину так, как этого не может никто другой. В близости с ними нет места грубости, настойчивости и боли — это чистая любовь и страсть, утягивающая в омут наслаждения, тянущийся часами. Часы настоящего блаженства. О чем ещё может мечтать обычная женщина, требующая мужского внимания и любви? Бьорн дарил всё это в избытке.
Ближе к полудню, получив своё удовольствие и доставив его прекрасной женщине, Бьорн встал с постели, поцеловал, лежащую на животе, красавицу в плечо и направился в гостиную.
За столом были дочь и падчерица, занятые своими делами. Ингрид точила лезвие топора, то и дело выглядывала в окно, а Офелия читала очередной учебник, полученный от этого иноземца Ивана. Бьорн подошел к белоснежной печи, убрал заслонку и вытащил голыми руками ещё горячий чугунный горшок с приготовленной едой. Он снял крышку, понюхал суп из куриных ножек, картофеля и репчатого лука, поджаренного на сковороде, взял деревянный половник и зачерпнул себе в тарелку, прекрасно пахнущую и выглядящую еду, после чего вернул горшок на место, закрыл заслонку и уселся за стол.
— Ты бы прикрылся, отец, — натачивая топор, вздохнула Ингрид.
Бьорн взял ложку, посмотрел на дочь и опустил глаза под стол, взглянув на красный, чуть влажный пенис, готовый в любой момент повторить подвиг, совершенный за прошлые полтора часа.
— Говоришь так, словно отца голым не видела, — пробубнил он и принялся обедать.
— Видела и много раз, — резко обернулась Ингрид. — Но у нас в доме живет ребенок, про которого, как мне кажется, ты и Алекса совсем забыли.
Офелия, понимая, что разговор зашел про неё, обернулась спиной и продолжила читать, не обращая внимания, ни на сердитую сводную сестру, ни на голого мужчину, обедающего похлебкой.
— Вот именно, что она ещё ребенок, — сказал Бьорн. — Ты знаешь наши традиции и законы, дочь. Офелия девочка
— Как мне? — буркнула Ингрид. — Ваши законы придумали курам на смех. Вы с матерью нашли мне старого дурака, который помер за год до нашей свадьбы, не дождавшись моего совершеннолетия. К тому же, мы оба прекрасно понимаем, какой путь я избрала. Мне никогда не нравились мужчины, поэтому я…
— Выбрала иноземку Агнесс, которую я привез на продажу, — перебил Бьорн. — Я помню, что ты предпочла женщин, дочь. Но традиции никто не отменял. Об этом я и говорю. Будь Офелия северянкой…
— Хватит решать! — стиснув зубы, тихо зарычала Офелия. Она резко обернулась и бросила книгой в голого северянина. — Ты мне не отец, Бьорн! — заявила она, вскочив со скамейки. — Хватить решать мою судьбу! Я никогда не была и никогда не буду северянкой. Можешь и дальше спать с моей матушкой, но прекрати делать вид, что тебе до меня есть хоть какое-то дело. Ещё раз повторяю, ты мне не отец, а я тебе не дочь, Пепельный Бьорн! У меня есть папа, к которому я скоро уеду и навсегда про тебя забуду.
Офелия вскочила из-за стола и убежала на улицу.
— Что ты наделал, старый баран? — тяжело вздохнула Ингрид, когда дверь избы хлопнула от весеннего сквозняка.
— Она права, — нехотя признал Бьорн. — Будь эта девочка моей дочерью, положил бы на скамью, стянул порты и высек за такое поведение. — Он взглянул на книгу, упавшую под стол и тяжело вздохнул. — Офелии нужно достойное воспитание, чтобы она стала частью этого мира.
— Но она не часть твоего мира, отец, — напомнила Ингрид. — Она не северянка. То, что ты спишь с её матерью, не даёт тебе никакого права. Видимо, ты так стар, что забыл об этом. Этой девочке не нужно воспитание, ей нужен отец. Когда мы поплывём на юг? Честно говоря, я тоже устала от этого затишья.
— Наберись терпения…
— Я три года жду! Мой топор жаждет крови, отец! Я хочу сражаться. Во мне кипит кровь и желание убивать. Если бы не эта иноземка, мы бы давно напали на клан Харриса.
— Всё никак не успокоишься? — улыбнулся Бьорн. — Дочка, в тебе кипит не кровь, а нечто совсем другое. Не может простить старого дурака за то, что отверг твою помолвку с его дочерью.
— Мы любим друг друга! — вскочила Ингрид. — Не ты один заслуживаешь женского внимания, отец! Я тоже хочу любить и быть любимой. Ора — прекрасная девушка, с которой мы выросли. Мы с ней спали в одной кроватки, вместе играли, учились, сражались. Но Харрис, сын Толгофа отдал мою любимую своему лучшему войну, который отказался принять мой вызов. Я заслужила большее, отец. Больше, чем прозябать в этой глуши и нянчить семилетнюю девочку. Прошу тебя, пока снег ещё не сошел, давай съездим к конунгу Харрису. Он тебя послушает. Тебя все уважают. А если он откажется, мы нападём и заберем Ору силой.
Бьорн доел похлебку, обглодал кости и вылезал тарелку, после чего вытер ладонью влажную бороду и отрыгнулся.
— Я ведь уже говорил, — напомнил он. — Никаких битв, пока не сойдет лед. Что до клана Харриса, ты и сама знаешь, что мы не можем на них напасть. Они согласились принять участие в войне…
— Но это не наша война! — заявила Ингрид вполголоса. — Чем околдовала тебя эта Алекса? Зачем ты рискуешь всем, ради этой женщины? Для чего и кого мы будем сражаться на войне, которая к нам не имеет никакого….