Наперекор судьбе
Шрифт:
– Папа, если ты совсем не хочешь, чтобы я ехала в Эшингем, я останусь.
Отец молча смотрел на нее. И Иззи тоже молча смотрела на него, выдерживая его взгляд. Смотрела, понимая, что сама же все испортила. Не будет теперь этой замечательной поездки, не будет двух недель вместе с Китом, катания на пони, хождения по воде в резиновых сапогах. Она не будет собирать чернику и помогать на ферме. Ничего теперь не будет. Иззи беспомощно посмотрела на отца, не зная, как теперь себя вести. А вдруг он скажет: «Да, я хочу, чтобы
– С чего ты взяла? Наоборот, я хочу, чтобы ты поехала в Эшингем, – сказал отец.
Иззи захлестнуло волной облегчения, но это не помешало ей ощутить грусть, вызванную отцовскими словами. Получалось, он даже рад временно избавиться от нее. Он не хотел, чтобы она была рядом.
– Скажи, ну какой смысл тебе оставаться здесь?
– Не знаю, папа. Я просто подумала…
– В таком случае перестань просто думать. И бегом в кровать. Время очень позднее.
– Да, знаю. Почти два часа ночи.
– Ты умеешь узнавать время?
– Только наполовину, – призналась Иззи. – По маленькой стрелке.
– Надо же, как много я о тебе не знаю, – сказал он.
Он сидел и глядел на нее, но Иззи чувствовала, что он ее не видит, а смотрит сквозь нее, в какое-то печальное-препечальное место.
– Спокойной ночи, папа.
– Спокойной ночи, Изабелла.
Иззи вернулась в постель и лежала, думая об отце. О том, какой он несчастный. Должно быть, это все из-за нее. Из-за нее он все время печалится и сердится. Если бы только она смогла сделать что-то такое, после чего он бы ее простил. Иззи долго думала об этом и наконец решила, что ей ничем не заслужить отцовского прощения.
Глава 21
Она все плакала, плакала и никак не могла остановиться. Это было как-то неожиданно и совсем непохоже на нее. Она практически не плакала, а уж чтобы так, навзрыд, – такого вообще не было. Должно быть, это…
– Адель, что с тобой?
«Вот черт! Мать разбудила».
– Ничего особенного, – торопливо ответила Адель, садясь на постели и шумно высмаркиваясь. – Мама, ты ложись. Прости, что разбудила тебя.
– Я не спала. Ходила проведать отца. А теперь давай-ка поговорим о причине твоих слез. Ты настроена рассказать мне о ней или нет?
Адель молчала, чувствуя, что вот-вот разревется снова.
– Ну что ж, раз ты молчишь, я сама начну этот разговор. Скажи, ты, часом, не беременна?
– Откуда ты узнала? – с некоторым испугом спросила Адель, глядя на мать.
– Адель, я несколько дольше живу на свете, чем ты. – Селия присела на краешек кровати и взяла дочь за руку. – И думаю, мне ты можешь довериться. Я все-таки твоя мать. Возможно, не слишком идеальная, но мать. И что такое быть беременной – знаю по собственному опыту. – Селия вздохнула. – Не знаю, где же я вас обеих просмотрела. Но вы такие несчастные. И обе впервые забеременели
– Мама, – выдавила из себя улыбку Адель, – мы просто пошли по твоим стопам.
Селия пропустила ее замечание мимо ушей.
– И что же мы теперь будем делать? Полагаю, это мистер Либерман тебя осчастливил?
– Разумеется. А делать будем не мы. Я. Завтра я уезжаю в Швейцарию. Не в Париж. Прости, мама, я тебе соврала. Я поеду в швейцарскую клинику, и там мне помогут избавиться от ребенка.
– Понимаю, – тихо произнесла Селия. – А что скажет он?
– Он не знает.
– Не знает? А про твою беременность он знает?
– Да, и видела бы ты его лицо, когда я ему сказала. Разозлился до жути. Плевать ему и на меня, и на ребенка. Я ушла как оплеванная.
– Меня это не удивляет, – сказала Селия.
– Мама, по-моему, это жестоко с твоей стороны. Почему ты так говоришь? Наверное, потому, что он иностранец и вдобавок еврей.
– Адель, не надо меня упрекать в подобных вещах. У меня нет предвзятого отношения ни к иностранцам, ни к евреям. Даже не знаю, откуда ты это взяла.
– Из твоих слов, откуда же еще?
– В таком случае ты неверно меня поняла. И очень серьезно ошиблась. Единственная моя стычка с Люком Либерманом – я говорю о серьезной стычке – была вызвана его отношением к тебе. Он весьма гадко воспользовался своими преимуществами. Он гораздо старше тебя. Полагаю, он твой первый мужчина? – Селия вопросительно посмотрела на дочь, и та кивнула. – Значит, он тебя соблазнил, а потом ничего для тебя не сделал. Ровным счетом ничего. Только позволял тебе тратить на него твою молодость и способности. За это ты получала от него маленькие порции телесных наслаждений. А в этом, не сомневаюсь, он обладает изрядными способностями, иначе ты бы давно с ним рассталась.
– Мама!
– Не капризничай, Адель. У нас с тобой взрослый разговор. И важный. Я не питаю симпатий к Люку, но все же считаю: тебе нельзя избавляться от ребенка, не поставив его отца в известность.
– Зачем? Он не хочет ребенка.
– Думает, что не хочет. Он был сильно шокирован твоей новостью. Для любого мужчины это всегда шок. Беременность для них – всегда что-то неожиданное и чрезвычайное. Каждая моя беременность повергала твоего отца в крайнее изумление.
– Ты серьезно?
– Более чем. И как бы гадко Либерман себя ни вел, он имеет право знать о том, что ты задумала.
– На него это не подействует.
– Ошибаешься, Адель. Почти наверняка подействует. Отцовский инстинкт на удивление силен. Стремление защитить женщину и потомство.
– У Люка я видела лишь крохи такой заботы, – сказала Адель и снова заплакала.
Селия наклонилась к дочери, откинула ей волосы и вытерла слезы. Адель, совершенно не привыкшая к материнским нежностям, ответила ей неуверенной улыбкой.