Наперекор судьбе

Винченци Пенни

Селия и Адель, взяв такси, поехали на Чейни-уок. Торжество спешно свернули. Ошеломленные официантки убирали несъеденное угощение и невыпитое шампанское. Младшие дети капризничали, не желая уезжать, а те, кто постарше, понимали, что торжество отменили не просто так, и пытались понять причину.

* * *

Ру и Генри Уорвики, прильнув ушами к двери родительской спальни, слышали разговор, который ничего не прояснил в их головах, а лишь еще больше сбил с толку…

– Теперь

все встает на свои места, – сказала их мать. – По крайней мере, очень многое. Бедный, бедный Кит.

– И бедная Иззи.

– И бедный мой папочка. За него я беспокоюсь больше всего. Если все это правда… Мой бедный дорогой папочка.

Потом мальчишки услышали голос их отца:

– Я думаю, дорогая, Оливер гораздо крепче, чем тебе кажется.

Больше они ничего не услышали.

* * *

На следующий день к ним заехала Адель, и между сестрами состоялся разговор, который понимали только они сами. Генри и Ру подслушали и его, но для них он был полной абракадаброй.

– Значит, ты думаешь…

– Скажем, я полагаю…

– Но если…

– Да, но тогда…

– Бедная Иззи.

– Бедный Кит.

– Бедный отец.

– Может, мама все-таки…

– Я бы ни за что…

– Я бы тоже.

– Но это…

– Знаю. Но нельзя…

– Конечно нельзя…

Затем их мать твердо заявила:

– Хотя не нам об этом судить.

– Абсолютно верно, – согласилась их тетка Адель.

За ланчем их мать и тетка сидели понурые, а потом отправились гулять, обнявшись, будто глупые секретничающие школьницы. Правда, обратно они вернулись уже хихикающими и предложили поиграть в «Монополию».

– А давайте позовем Иззи, – предложил Генри. – Она любит играть в «Монополию». Может, у нее настроение повысится.

– Я так не думаю, – осторожно ответила Венеция. – Во всяком случае, не сегодня. Лучше обождать неделю или две.

* * *

Когда ее привезли домой, Иззи сразу же отправилась к себе в комнату. Она выскочила из машины, даже не взглянув на Кита.

– Не подходи ко мне! – сердито бросила она отцу. – Не смей ко мне приближаться! Никого не хочу видеть!

Весь следующий день она просидела у себя в комнате и только вечером вышла в гостиную: бледная, с пустыми, потухшими глазами.

– Папа, прости меня, – сказала она.

– Что ты, дорогая. Тебе не за что просить прощения. Ты ни в чем не виновата.

Как это, она не виновата?

– Виновата. Я испортила торжество, – заявила Иззи. – Ты столько для меня сделал, а я… Я очень виновата.

– Вот ты о чем. Это пустяки. Совсем пустяки.

– Мне так не кажется. Если можешь, прости меня за вчерашнее.

Себастьян помолчал, затем спросил:

– Поесть хочешь?

– Нет, спасибо.

– А как насчет чашки какао?

– Да, –

немного поколебавшись, ответила Иззи, – какао я выпью.

– Вижу, ты не сняла жемчуг.

– Я теперь его никогда не сниму.

У Себастьяна отлегло от сердца. Мир с Иззи был восстановлен.

* * *

Мира с Китом не получалось. Кит отстранился от него. Каждое слово сына дышало льдом. Впрочем, Кит почти ничего не говорил. Сбивчивые попытки Себастьяна принести запоздалые извинения не дали результата. Себастьян написал ему письмо. Оно вернулось нераспечатанным. Раза два он заезжал на Чейни-уок. Кит отказывался с ним встречаться.

Это была двойная ирония, двойная трагедия: сын признал его своим отцом – пусть и без особой радости, – и буквально сразу же он потерял сына.

– Не надо так себя терзать, – сказала Селия. – Кит образумится. Дай ему время. Он ведь и со мной не желает говорить. Сердит до крайности. Шокирован. Растерян. Можешь представить его состояние. К тому же он очень молод.

– Как-никак, ему уже двадцать шесть.

– Он маленький двадцатишестилетний мальчик. Так однажды охарактеризовала его Адель.

– Селия, как ты думаешь, об этом многие знают?

– Едва ли кто-нибудь знает. По крайней мере, сейчас. Кит явно не хочет, чтобы об этом знали.

– С одной стороны, мне от этого легче, но в то же время и невыразимо грустно. Я так хотел бы назвать тебя своей. Тебя и его.

– Это невозможно, – ответила Селия и рассказала Себастьяну о событиях того, уже очень далекого вечера, когда она вернулась домой, к Оливеру…

Оливера она тогда нашла в его комнате. Он сидел и глядел в окно.

– Оливер, я должна тебе кое о чем рассказать.

Он посмотрел на нее почти с изумлением:

– Селия, неужели ты всерьез думаешь, что я не знал?

* * *

В понедельник Себастьян позвонил Барти и попросил ее приехать к ним.

– Изабелла очень опечалена твоим отъездом. Она хочет попрощаться. Думаю, ты найдешь с ней общий язык.

– Хорошо, я приеду, – пообещала Барти.

* * *

На изможденном лице Иззи виднелись следы слез, но она была спокойна.

– Я чувствую себя такой дурой, – призналась она. – Я-то думала: он меня действительно очень любит. А тут первое препятствие – и он спасовал. Как говорит леди Бекенхем, не взял первый барьер.

– А ты не думала, что он поступил так не из трусости? – осторожно спросила Барти. – Вдруг его поступок был продиктован большой любовью к тебе? Может, он впервые осознал, что так нельзя и эта спешка повредит не столько ему, сколько тебе? Я знаю, Иззи, во многих отношениях ты вполне взрослый человек. Но неужели ты всерьез считаешь, что готова выйти замуж?