Наполеон и Мария-Луиза (др. перевод)
Шрифт:
Наполеон почувствовал ловушку.
– В таком случае я никуда не поеду, – сказал он.
И отправился принять мадам Дюшатель, которая, заливаясь слезами, приехала, чтобы в последний раз доказать ему свою верность. Тронутый этим, он увлек ее в одну из комнат, где смог пылко выразить ей свою признательность…
27 июня, в то время как английские и прусские войска приближались к Парижу, Наполеону нанес визит барон де Меневаль, привезший с собой маленького Леона, сына, которого произвела на свет в 1806 году Элеонора Денюэль де Лаплень.
Вот как Гортензия описала эту сцену:
«В полдень император прислал за мной. Он был в своем садике с человеком мне не известным и с ребенком, которому на вид было лет девять-десять. Отведя меня в сторонку, император сказал:
– Гортензия, взгляните на этого ребенка. На кого он похож?
– Это ваш сын, государь. Это – портрет короля Римского.
– Вы так полагаете? Что ж, пусть так. Хотя я никогда и не считал, что у меня нежное сердце, но при виде его почувствовал волнение. Вы явно в курсе относительно его рождения. Откуда вам это стало известно?
– Сир, об этом очень много говорили в народе. А эта схожесть подтверждает мне, что люди были правы.
– Признаюсь вам, что я очень долго сомневался
– Что вы намерены с ним сделать? Сир, я с удовольствием позабочусь о нем, но не кажется ли вам, что это может дать пищу для сплетен обо мне?71
– Да, вы правы. Мне было бы приятно знать, что он при вас, но злые языки не преминут сказать, что он – ваш сын. Когда я обоснуюсь в Америке, выпишу его к себе.
И тогда он вернулся к человеку, ожидавшему поодаль. Я подошла к этому ангельски красивому мальчику. Я спросила у него, доволен ли он своим пансионом и как он развлекается. Он ответил, что в последнее время его товарищи по пансиону стали драться между собой и разделились на две партии: одни звали себя бонапартистами, а другие – бурбонистами. Мне захотелось узнать, в какой партии был он.
– В партии короля, – сказал он мне.
А когда я спросила – почему, он ответил:
– Потому что я люблю короля и не люблю императора.
И я поняла, что он даже не подозревает о своем происхождении и не знает, с кем приехал повидаться. Мне его позиция показалась до того странной, что я спросила его о причинах нелюбви к императору.
– Причин никаких нет, – повторил он мне, – разве только то, что я состою в партии короля.
К нам подошел император. Он отпустил человека, которому было поручено заботиться о ребенке, и отправился обедать. Я пошла следом. Он все время повторял:
– Его облик взволновал меня. Он похож на моего сына. Вот уж не думал, что могу испытать те чувства, которые он во мне вызвал. Так, значит, и вас, как и меня, поразило это сходство?
И весь обед прошел в таких разговорах»72.
Во второй половине дня Маршан повстречал в Рюэле мадам де Пеллапра, которая не решалась без приглашения явиться в Мальмезон. Она узнала, что Фуше вступил в контакт с бароном де Витролем, агентом Людовика XVIII, и хотела предупредить об этом бывшего императора.
За несколько недель до битвы при Ватерлоо мадемуазель Жорж передала Наполеону бумаги, обличающие министра полиции и доказывающие его измену. Так, в то время, когда Мария-Луиза забавлялась с Нойпергом, некоторые женщины старались помочь мужчине, которого они любили. «Поступая так из преданности, – пишет Фредерик Массон, – даже те из них, кто менее всего разбирался в политике, его агенты и осведомительницы, действовали скорее инстинктивно, нежели сознательно, и давали советы, которые заслуживали того, чтобы им следовать…»73
Наполеон приказал привести мадам де Пеллапра в Мальмезон, выслушал информацию касательно Фуше и со смехом сказал ей:
– Расскажите-ка мне лучше, что вы делали после моего отъезда из Лиона… Позволю заметить, что вы послужили моему делу весьма забавным способом…
Покраснев, молодая женщина рассказала, как, переодевшись крестьянкой, она вышла на дорогу, для того чтобы раздать трехцветные кокарды солдатам из армии Нея.
– Сев на ослика, – сказала она, – я сделала вид, что еду продавать яйца, и никому в голову не пришло меня останавливать. Я смеялась и проезжала везде. Я не знала пароля, но знала слова, которые заставляли смеяться. Когда я подъезжала к солдатам и раздавала им сине-красно-белые кокарды, они сбрасывали белые кокарды с криками: «Э! Да здравствует курочка, которая снесла такие яички!»74
Наполеон расхохотался. И для того чтобы отблагодарить мадам де Пеллапра за столь героический поступок, он увел ее в свою спальню и сделал то же самое, что накануне произвел с мадам Дюшатель…28 июня, часов в десять утра, бывший император в окружении офицеров отыскивал на карте местоположение прусских авангардов, появление которых было замечено на севере департамента Сена. Тут во дворе Мальмезона остановилась какая-то карета. Из нее вышла Мария Валевская с маленьким Александром. Наполеон устремился навстречу и с волнением сжал ее в своих объятиях:
– Мария! Какое у вас потрясенное лицо!
Он провел ее в библиотеку. Там она заговорила с той же страстью, как некогда, когда уговаривала его спасти Польшу. В течение четверти часа она умоляла его встать во главе армий, защитить Париж, остановить войска коалиции и отвоевать трон…
Он внимательно выслушал ее и в конце мягко сказал:
– Я уже принял решение, Мария. Ваши аргументы бесполезны. Ни мой брат Люсьен со всей его диалектикой, ни мой брат Жером, чью отвагу и популярность я очень ценю, не смогли заставить меня переменить решение.
– Но тогда Парижу ничто не угрожало, – сказала она.
– Угрожало, как и сегодня.
– Но он не был атакован, осажден, сдан!
Он пожал плечами. Она подошла к нему и прошептала:
– Подумайте о Париже… о Франции… Наполеон! О вашем троне… Об орлах… о твоем сыне!..
Но ни это имя, которое она обычно избегала употреблять, ни переход на «ты», что происходило только в минуты их близости, не смогли повлиять на решение Наполеона.
– Решение принято, – повторил он. – Я попрошу в далекой стране убежище для всеми проклятого человека. Я буду жить там, уважая законы этой страны, и буду занят только воспитанием короля Римского; я буду готовить его к тому дню, когда французы позовут его…
Отчаявшаяся Мария зарыдала.
– Мне так хотелось бы вас спасти! – простонала она.
Затем она ушла, дав ему возможность поцеловать Александра, которому начал казаться весьма забавным этот папочка, с которым без конца прощались с такой тоской…
Слова молодой женщины все же возродили в душе Наполеона пламя, которое он полагал уже угасшим. Ибо на следующий день, когда ему сообщили о том, что в его распоряжение выделены два фрегата и что он должен выехать в Рошфор незамедлительно, он попросил правительство дать ему возможность возглавить армию, для того чтобы отбросить пруссаков. Но Фуше ответил отказом.
И тогда он в молчании пожал руки друзьям, расцеловал Гортензию и мать, поднялся на прощание в комнату, где умерла Жозефина, переоделся в партикулярное платье, надел на голову цилиндр, сел в коляску вместе с Бертраном, бросил последний взгляд на Мальмезон и уехал, чтобы никогда не вернуться…Едва коляска императора скрылась из виду, как генерал барон Гурго, собиравшийся уже сесть в свою карету, увидел, что к нему подошли два весьма возбужденных человека.
Одним из них был господин Антон Белина-Ступецкий, тот самый поляк, чья жена проводила с Наполеоном бурные ночи на острове Эльба. Второй, в широкополой шляпе, прятал лицо в огромный галстук. Ступецкий знаком дал понять Гурго, что желал переговорить с ним конфиденциально. Заинтригованный этим генерал усадил его в свою коляску. Сев, поляк заговорил умоляющим тоном:
– Вы непременно должны взять с собой мою жену. Она хочет последовать за императором и заявляет, что готова разделить с ним все тяготы ссылки. Какое бы место он ни выбрал для проживания, она должна быть рядом с ним. Только она может поддержать его и успокоить. Она его любит, а ему понадобятся все необычные качества ее пола…
Видя, что Гурго колеблется, муж с настойчивостью добавил:
– Вы не знаете, чем является для императора моя жена. В Порто-Феррайо она была его свежестью, его нежностью, его наслаждением. Возьмите ее с собой!
– Да где же она? – спросил Гурго.
– Здесь, – сказал Ступецкий, указав на своего спутника. – Она переоделась мужчиной для того, чтобы не быть узнанной и не иметь затруднений с отъездом.
Поляк встал в коляске на колени:
– Умоляю вас, возьмите мою жену с собой!
Время подгоняло. Гурго сделал Белине знак сесть в коляску.
– Вы оба поедете со мной, – сказал он75.
Затем он велел кучеру ехать в Рамбуйе, где красивая мадам Ступецкая могла пригодиться Наполеону скрасить неудобства путешествия…Путешествие продлилось пять часов. В течение всего этого времени Ступецкий с детским восторгом описывал ту радость, которую должен будет испытать император, узнав, что его возлюбленная приехала к нему. Добряк Гурго, не привыкший к столь непринужденным манерам людей из высшего света, глядел на этого странного мужа с недоумением.
В десять вечера, когда эта троица прибыла в Рамбуйе, Наполеон, утомленный дневными хлопотами, собирался лечь спать.
Поляк был расстроен.
– Доложите императору о том, что приехала моя жена, – сказал он. – Бедняга должен испытывать желание немного развлечься.
Но его не приняли, и ему пришлось вместе с женой заночевать в одном из постоялых дворов города.
На другой день в восемь утра Наполеон принял Гурго. Послушаем генерала:
«Я рассказал о моем приезде со Ступецким и о том, что мне пришлось привезти и его жену, переодетую в мужскую одежду. Император, подумав, заявил, что она и ее муж не должны будут ехать с ним дальше. Бертран поручил мне сообщить им эту неприятную новость, хотя я отказывался. Тогда он вручил мне письмо для этого поляка и сказал, чтобы я дал ему один или два наполеондора»".
Гурго отнес записку Ступецкому. Тот взорвался:
– Это измена! Император не мог отказаться от моей жены. Это не его приказ. Он слишком сильно ее любит… Вы продались англичанам. Предатель! Вы не знаете, как он любил ее в Порто-Феррайо… Как он проводил с ней ночи напролет, словно двадцатилетний юноша…
И, потеряв от злости контроль над собой, поляк без стыда рассказал Гурго и стоявшим поблизости офицерам обо всех приятных вещах, которыми могли заниматься Наполеон и его жена на острове Эльба.
Наконец они с Белиной встали на колени. Но генерал-барон попросил их убраться и предложил деньги для возвращения в Париж. От денег Ступецкий отказался. Тогда, как по-военному выразился Гурго: «Я послал их на…»
Но этим дело с преданными и деятельными супругами не кончилось. Спустя некоторое время, когда карета генерала выехала на Шартрский тракт, из-за кустов выскочили эти супруги и побежали вслед за каретой, размахивая руками.
– Возьмите мою жену! Умоляю вас, возьмите мою жену с собой! – кричал поляк.
– Нет! – раздраженно рявкнул генерал. Ступецкому удалось на ходу ухватиться за ручку дверцы.
– Тогда помогите мне, – прошептал он.
Гурго с отвращением сунул ему в руку сотню франков. И тогда эта парочка отстала.Стремительно проскочив Шартр, Шадоден, Вандом, Тур и Пуатье, Наполеон вечером 1 июля прибыл в Ниор. В этом городе бывший монарх стал невольным участником одной любопытной истории.
Уже долгое время один житель Ниора безуспешно ухаживал за вдовой некоего булочника. Чтобы отделаться от него, она отвечала ему, что станет его любовницей в тот день, когда Наполеон остановится перед ее булочной. И вот в душе этого влюбленного, когда он узнал о том, что император проедет через Ниор, появилась безумная надежда.
Он разузнал, по какой дороге бывший монарх проедет к гостинице «Золотой шар». Оказалось, что карета Наполеона должна была проехать мимо лавочки прекрасной булочницы.
Но было очень маловероятно, что императорская коляска остановится именно в этом месте. Следовательно, надо было помочь случаю, и этот человек придумал, как это сделать. За несколько часов до приезда Наполеона он отправился к пруду, наловил дюжину лягушек и сунул их в мешок. Потом вышел на улицу, по которой должен был проехать император. Перед булочной своей возлюбленной он смешался с собравшейся там толпой и принялся ждать. Вдруг раздался ропот, а потом крики:
– Да здравствует император!
Коляска Наполеона медленно катила по живому коридору, образованному жителями Ниора. Когда она оказалась в нескольких метрах перед булочной, воздыхатель булочницы развязал мешок и высыпал на землю лягушек, которые запрыгали по мостовой.
Увидев перед собой этих прыгающих во все стороны бестий, испуганная лошадь остановилась и взвилась на дыбы.
Наполеон высунул голову из окошка кареты. Он, несомненно, опасался, что это было покушение на него, поскольку лицо его было бледным.
– Что происходит?
– Ничего, сир, – ответил кучер. – Лягушки на дороге!
Это, казалось, не очень удивило императора, поскольку он только и сказал:
– Тогда проезжайте!..
И когда карета снова тронулась, к булочнице, которая еще не успела опомниться от этого происшествия, с улыбкой подошел ее поклонник.
– Теперь ты не сможешь мне отказать, – сказал он. Молодая женщина испугалась и попыталась было уйти, но соседи, часто слышавшие, как она с усмешкой повторяла свое обещание, остановили ее и повели к сараю.
– За долги надо платить, – сказали они ей. И заставили ее раздеться.
Спустя несколько минут на ворохе соломы молодой охотник на лягушек с удовольствием овладел булочницей. Как в детской песенке…76