Наполеон и женщины
Шрифт:
Вечером и Жозеф подступил к Наполеону с возражениями против коронации Жозефины.
— Ее коронация, — сказал он, — поставит в особое положение детей Луи и Гортензии. Они станут внуками императрицы, а наши дети, такие же племянники тебе, окажутся ниже их.
Жозеф преуспел не более сестер — Наполеон только пожал плечами.
Он принял твердое решение: женщина, которую он полюбил, еще будучи генералом Республики, станет «выше королев».
Однажды вечером он доверился Рёдереру:
— Я знаю ее — если бы я оказался не на троне, а в тюрьме, она разделила бы и мои несчастья. Так что она должна разделить со мной величие, это только справедливо.
И, выказывая присущую ему широту натуры, добавил:
— Она будет коронована, хоть бы мне для этого пришлось перерезать двести тысяч человек.
В Нотр-Дам сестры императора еще раз попытались излить свою ярость на Жозефину. Вынужденные нести ее шлейф, они в какой-то момент так сильно за него потянули, что Жозефина откинулась назад и едва не удала. Таким образом, маленькая женская война продолжалась до самого подножия императорского трона.
Креолка, услышав о предстоящей коронации, решила добиться от Наполеона и церковного брака.
Испросив тайную аудиенцию у папы, она призналась ему, что связана с Наполеоном только узами гражданского брака.
Его Святейшество с трудом сдержал жест изумления.
— Я опасаюсь, — лицемерно добавила Жозефина, — что в таком случае освящение коронации неприемлемо для Вас.
Папа, в восторге от предо ставившейся возможности частично отплатить Наполеону за притеснения церкви во Франции, ответил с елейной улыбкой:
— Успокойтесь, дочь моя, мы это уладим! Через несколько дней он отвел Наполеона в сторонку и заявил:
— С сожалением напоминаю Вам, сын мой, что Вы не обвенчаны по законам святейшей церкви. Поэтому я должен последовать примеру моего всеблагого предшественника Жана VIII, отказавшегося короновать Людовика-Заику, брак которого церковь не признала законным. Церковь согласится на Вашу коронацию только после того, как Ваш брак получит ее благословение.
Наполеон вынужден был подчиниться. Первого декабря, накануне церемонии коронации в Нотр-Дам, кардинал Феш, дядя императора, тайно повенчал государя и государыню.
Теперь бывший якобинский генерал мог быть коронован как император с согласия святой католической церкви.
Церемония должна была состояться на следующий день 2 декабря 1804 года.
Послушаем м-ль Жорж, которая предоставила нам своеобразный репортаж событий этого исключительного дня:
"Я чувствовала пронзительную грусть. Почему же?
Ведь и должна была радоваться тому, что великий Наполеон достиг вершины своих упований. Но эгоизм всегда тут как тут. Мне думалось, что, взойдя на трон, император не захочет видеть бедную Жоржину.
Как мне не хотелось присутствовать на этой церемонии! Я и раньше не любила пышных празднеств. А уж теперь ни за что не хотела воспользоваться местом, которое было мне предоставлено в Нотр-Дам. Но семья моя хотела видеть празднество, и я сняла окна в доме, выходящем на Пон-Неф (Новый мост). Это обошлось всего в 300 франков, но добираться туда надо было пешком — преизрядное расстояние от улицы Сент-Оноре, да еще в декабре месяце! Я через силу решилась на это. Мы оделись при свечах; когда мы вышли из дому, день едва занимался. Улицы, посыпанные песком, были запружены народом; мы пробирались в толпе крайне медленно и добрались до места только через два часа. Наконец, мы вступили в обладание нашими драгоценными окнами. Мой лакей распорядился с утра натопить помещение и принести завтрак, холод и голод нам не угрожали. Деньги иной раз весьма полезны. У нас было два окна, выходящих на площадь, и два — на набережную. Гостиная была обставлена неплохо — гобелены с пастушками, удобные кресла.
Мои родные уже столпились у окон, я осталась в кресле у огня.
— Иди, сестра, кортеж скоро появится,
— Тогда вы меня и позовите. И не открывайте пока окон, не то я простужусь и придется завтра в театре играть с насморком,
Я почувствовала, что глаза мои закрываются.
— Ах, я задремала. Разбудите меня, когда увидите кортеж.
— Вот он
В самом деле, вот первая карета с большими зеркальными стеклами — императорская семья: его сестры и нежная красавица Гортензия. Затем карета папы Пия VII-го; юноша, держащий крест, верхом на муле, которого озорные мальчишки дергают за хвост; в толпу летят монеты.
Наконец, карета императора, вся сияющая позолотой… На ступеньках кареты, на запятках — нарядные пажи… Наши окна на первом этаже, мы все видим прекрасно. Видим спокойного, улыбающегося императора; императрицу Жозефину рядом с ним… Блеск славы не изменил ее, она — все-та же обаятельная женщина, наделенная сердцем и умом.
Блестящий кортеж проехал, и я вернулась домой с опечаленным сердцем, повторяя себе:
— Ну, что ж, теперь все кончено".
В самом деле, это был конец.
Впоследствии Александр Дюма спрашивал Жоржину:
— Как случилось, что Наполеон покинул Вас?
— Он покинул меня, чтобы стать Императором… — ответила она с гордостью.
И все же она еще раз встретилась со своим любовником.
Послушаем ее:
Через пять недель появляется Констан.
— Вы здесь после такого перерыва? В чем же дело?
— Император желает видеть Вас сегодня вечером…
— А! Он вспомнил обо мне. Передайте императору, что я повинуюсь приказу. В котором часу?
— В девять…
— Я буду готова.
Я дрожала от нетерпения; я не находила себе места; сердце мое было уязвлено.
Туалет мой был ослепительным; император, со своей обычной добротой, отметил это:
— Какой убор, Жоржина! Вы прекрасны!
— О Сир, когда имеют честь получить доступ к Вашему Величеству, надо быть на высоте!
— Ах, дорогая моя, что за манерничанье! Оставьте этот напыщенный слог, Жоржина, он не идет Вам. Будьте такой, как Вы есть, простой и искренней.
— Сир, за пять недель происходят перемены; Выдали мне время поразмыслить о моих прежних манерах и отвыкнуть от них. Да, я уже не та, что прежде. Я сама это осознаю. Я всегда буду польщена, если Ваше Величество окажет честь принять меня. Но это все — веселой я уже не буду. Я упала духом и вести себя как прежде не могу.