Наполеон
Шрифт:
Они уехали ни с чем, но Кемпбелл заподозрил Наполеона в подозрительных связях и заключении опасных соглашений с Мюратом.
В начале месяца, когда Кемпбелл был в отъезде, неаполитанский военный корабль бросил якорь на рейде и поднял флаг Эльбы. На палубе матросы троекратно прокричали «Ура!» и «Да здравствует император Наполеон!». Их капитан, находящийся в чине контр-адмирала, подошёл к берегу на шлюпке вместе со своим штабом и вежливо осведомился, может ли он высадиться на берег и выказать должное почтение императору. У Камбронна вид мундиров неаполитанцев пробудил давно сдерживаемую ярость. И он, даже не посовещавшись
Наполеон был сильно расстроен таким негостеприимным поведением, но его мнение относительно Неаполитанского королевства было ничуть не лучше, чем у Камбронна.
Хозяйство острова оставалось основной проблемой. И чтобы удержать его от окончательного развала, Наполеон ввёл жёсткую экономию. Даже своей любимой Полине он не разрешал роскошествовать, о чём свидетельствует его переписка с Бертраном:
«Имею честь предложить для одобрения Вашего Величества указываемую ниже сумму, истраченную на установление восьми жалюзи в салоне княгини Боргезе. Материал для жалюзи был предоставлен княгиней. Стоимость работ равна 62 франкам 30 сантимам.
Гранд-маршал Бертран.
29 января 1815 г.».
«Так как я не давал санкций на эти расходы, они не должны быть включены в бюджет. Платить за это будет княгиня. То же самое касается и других расходов, которые я не одобрил заранее.
Наполеон».
Второго февраля у Кемпбелла была ещё одна беседа с Наполеоном.
«В этот раз он был крайне неразговорчив и сдержан, как будто обдумывал что-то важное.
Он гораздо меньше разъезжает по острову и, кажется, требует от окружающих проявления знаков внимания по отношению к себе. Он никогда не выходит на прогулку, разве что выезжает в экипаже, запряжённом четвёркой лошадей...
Некоторое время тому назад Наполеон приостановил работы по улучшению дорог и отделку работы в своей загородной резиденции. Это, как мне кажется, объясняется недостатком денег...»
Жителям Портоферрайо было недостаточно спектаклей в театре, и они начали поговаривать об опере. Поэтому 3 февраля Наполеон продиктовал длинное и подробное распоряжение, связанное с этим важным делом. Некоторые историки считают, что за двадцать три дня до бегства с острова он не мог интересоваться подобными вещами и что это была часть тщательно разработанного плана по сокрытию своих истинных намерений.
К пятому февраля ремонтные работы на бриге «Инконстант» были завершены, заняв всего три недели.
Наполеон и Полина играли в шахматы, когда Дрюо сообщил ему об этом. Услышав эту хорошую новость, Полина захлопала в ладоши, а Наполеон одобрительно кивнул.
— Что ты наденешь в среду, Полетт? — спросил он, размышляя над очередным ходом. Он имел в виду заключительный день карнавала.
— Я ещё не решила, — ответила Полина. — А ты что посоветуешь?
— Мне не очень-то нравится твоё неаполитанское платье, —
— Почему?
— Потому что оно неаполитанское.
— Ты сказал, что я выглядела в нем очень привлекательно. Так в чём же дело?
— Ты не должна выглядеть слишком привлекательно. Это двор короля Эльбы. Мы останемся здесь надолго и потому не должны шокировать наших почтенных островитян. — Он усмехнулся.
— Наполеон, как с тобой трудно! Ты не любишь чёрного, ты не любишь белого, ты не любишь ничего неаполитанского, ты не любишь... Но, в отличие от тебя, я никогда бы не надела мундир австрийского офицера.
Наполеон сделал ход и посмотрел на неё вопросительно:
— Что на тебя нашло? Что ты имеешь в виду?
Полина выдержала его взгляд.
— Ты знаешь, что я имею в виду, Наполеон. — Она взглянула на доску, сделала ход конём и сказала: — Шах!
Она знала, что он не может обрушить на любимую сестру приступ гнева, но также чувствовала, что зашла слишком далеко, и поэтому стала говорить с ним мягче:
— Я всё время думаю об одном месте, которое называется Орган.
— Орган? Что ты знаешь об Органе, Полетт?
— Мне кое-что о нём рассказали, — промолвила она. — А также о месте под названием Ля Калада.
Другому бы он этого не простил, но перед Полиной только опустил глаза и сделал ход. Затем он мягко сказал:
— Все эти названия, Полетт, и все эти дни мы стараемся стереть из памяти.
Полина положила свою руку поверх его и наклонилась над фигурами. Теперь в блеске её глаз, в её голосе чувствовалась истинная кровь семьи Бонапарт.
— Всё это не так, Наполеон, — прошептала она, — но мы также должны заставить мир забыть об этом. — Стремительным движением она переставила королеву с одной стороны доски на другую и произнесла: — Шах. Я думаю, что это шах и мат.
Наполеон задумался над положением дел на шахматной доске.
— Ты права, Полетт, — сказал он. — Ты выиграла. — Он сжал её маленькую руку и опасливо оглянулся, боясь, что кто-нибудь из камергеров подслушивает. — Однажды, — прошептал он, — мы сделаем так, что мир забудет об этом!
— Да, да! — благодарно вздохнула Полина, чувствуя победу. — А в среду я надену платье, которое тебе нравится.
На следующий день, 5 февраля — быть может, влияние Полины? — Наполеон направил Пону конфиденциальное послание с просьбой подготовить доклад и относительно организации экспедиционной флотилии. Главный управляющий рудников, естественно, был изумлён тем, что он обращался к нему с таким вопросом. Хотя раньше он был моряком и знал достаточно много о мореплавании, но разве это не было делом морских офицеров?
«Экспедиционная флотилия! — в возбуждении пишет Пон. — Это означало: «Я хочу покинуть остров!» Главный управляющий рудников понял это именно таким образом и позволил себе в отчёте следующее смелое изречение:
«И если Небо, более благосклонное на этот раз, подвинет Ваше Величество к новым свершениям, тогда, без сомнения, мы должны высадиться на берег на территории, дружественно настроенной по отношению к нам».
Никакой реакции на его доклад не последовало. Но Пона обрадовало, что он — единственный человек, которого попросили об этом. Никто ничего не знал — ни Бертран, ни даже Дрюо, его главнокомандующий. Наполеон ещё не принял окончательного решения.