Наполеон
Шрифт:
Глава 15
ОТПЛЫТИЕ
Воскресенье, 26 февраля, последний день на острове. Весна в этом году выдалась ранней, и сад был наполнен ароматами, а воздух чист, как в тот день, когда Наполеон в первый раз вошёл в гавань. Несмотря на ночную работу, он встал рано и занялся своим туалетом.
Предусмотрительный Маршан принёс своему господину утренний чай и огромный стакан апельсинового сока. Хотя ему были известны только слухи, он почувствовал, что наступил решающий день, и потому был одет подобающим образом: во французский мундир из зелёного сукна с кантами
Из-за бессонной ночи Наполеон принял более горячую ванну и сидел в ней дольше обычного. Целый час он наслаждался, попивая холодную воду и проговаривая вслух пробные отрывки из воззваний. Маршан даже начал волноваться, боясь, что дело неладно. Поэтому, когда появился доктор Форо де Бьюрегар, он с нетерпением втолкнул его в заполненную паром ванную и захлопнул дверь. Доктор чуть не задохнулся. Из клубов пара раздавались мелодичные слова: «Поднимите штандарты, которые были с вами при Ульме, Аустерлице, Йене, Эйлау... Кто это?»
— Ваше величество! — сказал доктор, с трудом переводя дыхание, — это уж слишком. Просто вредно. Здесь, как в аду.
— Мы все должны быть готовы к будущему, доктор.
— И не пейте так воду!
— Почему?
— При каждом глотке вы вдыхаете пар в желудок. Обязательно будут колики.
— Я слишком стар, чтобы вновь учиться, как правильно пить. Какие новости, старый сплетник?
— Ваше величество, некоторые говорят, что вы собираетесь в Неаполь, другие считают, что вы высадитесь в Египте, а третьи думают, что вы плывёте через Мальту в Иерусалим.
— И это всё? Тогда, доктор, я должен одеваться. Да и вы должны упаковать свои чемоданы, — Улыбаясь, он поднялся из ванной.
— Эти ванны вас прикончат, ваше величество.
— Я всю свою жизнь провёл в горячей воде, — сказал Наполеон, выходя из облаков пара. — И не вам отучать меня от неё, доктор. До свидания.
Но затем, как будто любая резкость в этот день была ему неприятна, он сказал:
— Нет, нет, доктор, простите меня. Я совсем не то хотел сказать. Вы хорошо мне служили. Я вас обнимаю.
Он потрепал за ухо своего медика, и тот вышел из ванной со счастливой улыбкой.
После ванны Наполеон облачился в жилет из фланели и домашний костюм — брюки наподобие кальсон и халат из канифаса. Затем по ритуалу следовало бритье. В те времена мало кто брился сам, в основном прибегали к услугам цирюльника. А император всегда брился самостоятельно.
Наполеон и двое слуг заняли свои обычные места у окна. Маршан в левой руке держал плоский серебряный тазик (с мылом и перекинутым через край полотенцем), в правой — кувшин с горячей водой. Мамелюк, стоя спиной к свету, держал зеркало. Выпрямившись и сосредоточившись, Наполеон по-императорски энергичными движениями, разбрызгивая мыло во все стороны, намылил половину лица. Маршан подал ему бритву с перламутровой рукояткой, и император решительно принялся за дело, сбривая щетину сверху вниз, вопреки советам специалистов и обычной процедуре бритья. Когда эта половина лица была выбрита, Маршан с мамелюком поменялись местами, как часовые в карауле. После бритья слуги оценивали результаты работы. Маршан обнаружил крохотный небритый клочок на подбородке, и Наполеон игриво потрепал за ухо Али, не указавшего ему сразу на это место.
Наполеон тщательно протёр лицо и руки
— Зеркало, Али.
С явным удовлетворением Наполеон осмотрел свои зубы — они всё ещё оставались в прекрасном состоянии и отличались белизной. Да, с годами его зубы не изменились, чего, к сожалению, нельзя было сказать о фигуре и волосах!
Внимательно, как женщина, он подровнял себе ногти. У него были руки прекрасной формы, и он всегда тщательно ухаживал за ними. В это утро ножницы показались ему недостаточно хорошо заточенными, и он послал Али за другими.
Он бросил на Маршана глубокомысленный взгляд. Его камергер и так вскоре всё узнает.
— Маршан, — попросил он, — упакуй сегодня вещи.
— Для поездки в Лонгоне, сир? — бесстрастно спросил слуга.
— Для длительной поездки. Я скажу тебе, когда мы отплывём. Что с волосами?
— Если поездка будет длительной, сир, тогда их нужно немного подстричь. Сзади и на ушах...
— Отлично. Скажи парикмахеру, чтобы пришёл после обеда.
— Вы будете сегодня растираться, сир?
— Сегодня обязательно.
Впереди были многие дни в море, военные действия и, быть может, темница и смерть, поэтому в этот день нельзя было ничего упустить.
Он снял фланелевый жакет. Маршан вылил ему на голову немного одеколона (на Эльбе нелегко было его достать), и Наполеон жёсткой щёткой начал яростно скрести себе грудь и руки. Затем Маршан, взяв щётку и щедро орошая своего господина одеколоном, натёр ему спину и плечи. «Сильнее, — приказал Наполеон, — сильнее! Представь, что трёшь осла... или полковника Кемпбелла!» Император был очень высокого мнения о своей привычке растираться, которую, по его словам, приобрёл в Египте. Здоровая кожа была для него главным залогом здоровья, поэтому он предпочитал достаточно сильный массаж.
Теперь он был готов одеваться. Первым делом он надел фланелевый жилет и в этот момент задумался. В дни прошлых кампаний вслед за жилетом он вешал на шею чёрный шёлковый шнурок с маленьким атласным мешочком, в котором хранился яд. Сейчас мешочек находился в футляре из слоновой кости. Правда, в мешочке был какой-то новый порошок. Но так ли ему нужно теперь носить с собой яд? Нет. Прошлой ночью мать не зря упомянула об этом. Без сомнения, она прослышала о том позорном эпизоде в Фонтенбло. Она права. Этого больше не повторится. Лучше не искушать судьбу. Кроме того, всё сразу же стало бы известно Маршану и Али. Да и вообще, какой здравомыслящий человек мог бы положиться на яд? Он усмехнулся, покачал головой и протянул руку за сорочкой.
Маршан надел ему на ноги тонкие носки из мериносовой шерсти, а поверх них белые шёлковые чулки, придерживаемые белыми кашемировыми подвязками, застегнул золотые пряжки на коленях, а Али укрепил эластичные скобы.
— Что это такое, Маршан? Новые башмаки?
— Да, сир.
— Почему?
— Я подумал, сир, — спокойно ответил этот образцовый слуга, — что сегодня вы должны надеть новые башмаки. У других износились каблуки.
Наполеон подозрительно посмотрел на него, однако просто сказал: