Напоминание
Шрифт:
Так он поднимется наверх и поднимет одновременно веревку, экономия времени. Убедившись, что веревка из-за пояса не вывалится, он стал медленно, но верно подниматься вверх.
Он был уже на уровне второго этажа, когда внизу открылась дверь и из отеля вышел молодой парень в форме галактической полиции. Сергей дернулся было вверх, мысли заскакали в голове, как перепуганные белки, в результате он остался, где висел, замер. Еще никогда в жизни ему не было так страшно. Руки его вцепились в веревку, зубы сжались так крепко, что чуть не крошили друг друга, сердце то казалось
Полицейский прошел от входа в его сторону, остановился под ним и полез в карман. Сергей жутко напрягся и весь вспотел. Он почувствовал, как капля пота, крупная как навозная муха, побежала по виску и пропала где-то у воротника.
Полицейский неторопясь достал из кармана сигареты, закурил.
"Хорошо, что я сунул веревку за пояс", - поймал Сергей мысль судорожно метнувшуюся в голове.
Полицейский раскурил сигарету и наконец пошел дальше. Сергей собирался уже было вздохнуть с облегчением, когда тот снова остановился. Сергей напрягся до предела. Полицейский наклонился, завязал распутавшийся шнурок на ботинке и промаршировал до угла.
Когда он скрылся, Сергей испустил такой вздох облегчения, что мог разбудить весь квартал. С трудом он оторвал руку от веревки и уставился на нее. Белый, в первый момент, след от веревки пролегший через всю ладонь быстро налился багровым.
– Черт!
– прошипел Сергей, и с трудом передвигаясь полез вверх. Добравшись до своего окна он перевел дыхание и тяжело перевалился через подоконник. Сначала он услышал грохот, потом пришла мысль, что этот грохот от его падения, потом все мысли и чувства пропали. Он провалялся минут пятнадцать тупо уставившись в потолок, потом, словно что-то вспомнив поднялся и уселся прислонившись к стене. Еще через несколько минут он окончательно пришел в себя и вернулся в тот мир, который его окружал.
Он поднялся и прислушался к ощущениям.
Болели руки, которыми вцепился в веревку, болело плечо, на которое упал, болела голова, которая... которая болела.
– Если голова болит - это хорошо, значит есть чему болеть, - сказал он сам себе и подошел к окну. Он смотал и отцепил веревку, закрыл окно, сунул веревку за пазуху, взял ключи и вышел из номера.
– Где тебя черти носили, - спросил его Виктор, опуская в карман ключи от триста пятьдесят восьмого номера.
– Потом расскажу, - также тихо ответил Сергей.
Он улыбнулся милой брюнетке, которую представил Виктор и плюхнулся рядом за стол.
– Официант! Мне тоже, что и им. Быстро.
Потом посмотрел на Виктора:
– Я голодный как собака, - и вдруг смутившись добавил тихо, - ну вы не обращайте на меня внимания. Я поем и уйду.
Спустя еще полтора часа он сидел у себя в номере и пересказывал Виктору все, что с ним произошло, а потом порылся в кармане и достал оттуда сложенные в восемь раз листы, которые упер из библиотеки.
– Только один из словаря, - вспомнил Сергей, а что во втором, не знаю. Он был закладкой.
Виктор развернул, протянутые ему листы и начал читать:
"- Вот вы говорите,
– Да.
– Все катаклизмы проходят для вас без следа?
– Да.
– Христос, Робеспьер, Че Гевара для вас - лабуда?
– Да.
– И вам все равно, что кого-то постигла беда?
– Да.
– И вам наплевать, если где-то горят города?
– Да.
– И боли Вьетнама не трогали вас никогда?
– Да.
– А совесть, скажите, тревожит ли вас иногда?
– Да...
– Но вам удается ее усмирить без труда?
– Да.
– А если разрушили созданый вами семейный очаг?
– Так...
– Жестоко расправились с членами вашей семьи?
– И?..
– И вам самому продырявили пулею грудь?
– Жуть!
– Неужто бы вы и тогда мне ответили "да"?
– Нет!
– А вы говорите, что слезы людские вода?
– Нет...
– Все катоклизмы проходят для вас без следа?
– Нет!
– Так, значит, вас что-то тревожит еще иногда?
– Да! Да. Да..."1 Виктор отложил листок, посмотрел на Сергея. Тот сидел тихо и неподвижно, как загипнотизированный. Да, Виктор умел читать стихи, а кто-то умел их писать.
– Это и есть твоя закладка?
– спросил Виктор.
– Чьи это стихи?
– вопросом на вопрос ответил Сергей.
– А я откуда знаю? Стихи были, видимо, написаны до истории просвещения.
– Виктор помолчал, потом добавил.
– Вот так имя автора не дошло, ну не дали ему дойти до нас, а стихи помнят, хранят, видишь, - Виктор показал другу листок.
– даже переписывают. А почему? Потому, что хорошие стихи. Плохие бы не дожили до наших дней.
– Хорошие, - согласился Сергей.
– только странные какие-то.
– Ничего, - утешил Виктор со странной улыбкой на лице.
– Я думаю ты их поймешь, и очень скоро.
Сергей смолчал, он думал сейчас о другом:
– Черт, уроды, - в сердцах вскричал Сергей.
– такой пласт культуры похерили! Но почему, почему так?
– Потому, что не хотели напоминать людям о войнах. Не хотели, чтобы то черное и мерзкое всплыло снова. Ведь люди агрессивны. Поэтому и засекречена информация о войнах, поэтому и не учат нас истории до истории просвещения, я еще удивляюсь, как вообще о ней упомянули в учебниках, поэтому и не говорят о том, что в мире полно преступности, а где-то в других галактиках и сейчас идут войны. Они умалчивают, утаивают, что бы только в человеке не проснулась та искусственно задушенная агрессия и...
Виктор вдруг замолчал, Сергей боялся произнести хоть слово. И в комнате повисла оглушающая тишина. Может прошла минута, может час, а может вечность, когда Виктор также молча развернул второй листок и стал читать статью из книги со странным названием: "Советский Энциклопедический Словарь".
Сергей смотрел на друга, он никогда еще не видел его таким серьезным. Виктор дочитал, сложил лист, уперся взглядом в никуда и снова надолго замолчал. Сергей тоже молчал. через некоторое время он рискнул нарушить тишину: