Наречённая. Книга 2
Шрифт:
— безусловно…
— Я с тобой, я помогу, — ответил Шед, врываясь в его мрачные мысли.
Маар выкрадет её, и он уже знал, как.
Прийти в себя и оправиться мне было не просто. Ещё сложнее — осознать произошедшее. Но после того, как в комнату ворвались лойоны короля, я едва смогла собраться с мыслями, собрать себя по частям, вырвавшись из лап Хирса. Я помнила только, как дрожь прокатывалась лихорадкой по телу. Собирать в дорогу мне было нечего. Все мои вещи остались на постоялом дворе ван Нёра, а точнее, где-то в лесу… Оставаться одной мне долго не дали, вытащили из покоев едва ли не силой, вывели из замка, затолкнули в повозку и увезли. Мы покинули Энрейд сразу, без каких-либо отступлений, пререканий. Груива и Хирса
Но мой кошмар был впереди и начался с того мига, как мы сели на корабль. Туманные бесцветные дни канули в Бездну, образуя огромную пропасть где-то между «до» и «после». Изо дня в день меня выворачивал наизнанку. Меня тошнило постоянно, утром, днём, вечером, только к ночи муть утихала, давая мне возможность хоть немного поспать. Я никогда не плавала и даже не думала, что могу страдать от морского недуга. И лучше бы беспрерывная скачка верхом на лошади в бурю, в ураган, страдать от вечного холода как угодно, чем в каюте, в удобстве и тепле, но совершенно ослабеть и потерять всякую чувствительность ко всему. За два дня я отощала, я не могла ничего есть, всё съеденное, сразу выворачивалось наружу. Хорошо, что мне разрешали выходить на палубу подышать свежим воздухом, и всё равно за мной наблюдали несколько пар глаз, будто я могу превратиться в птицу и упорхнуть или прыгнуть за борт. Хотя порой, когда мне делалось слишком скверно, и меня скручивал очередной спазм, мне того хотелось отчаянно.
Море меня не радовало. Серое однообразие, и даже редкие яркие всполохи солнца на горизонте не оживляли моего плена. За время пути меня никто не трогал и не заговаривал даже, приносили только еду и уходили сразу. Я бездумно смотрела на удаляющийся назад горизонт, пытаясь собраться с мыслями, пытаясь обдумать всё, понять, взвесить, заново осмыслить. Что я потеряла. Что обрела, что вообще у меня осталось — всё смешивалось, сплеталось корнями, которые уходили в никуда. Меня передадут королю, и я стану его служанкой в лучшем случае, в худшем — чьей-нибудь любовницей, рабыней, исполняющей прихоти хозяина, ублажающей его. Безрадостные картины будущего всплывали в моей голове, таяли, и на смену им приходили другие, ещё более безнадёжные.
Я знала, что мне лучше не ждать просвета — его не будет. Потому оставила попытку предугадать что-либо, всё равно конец был печален.
Все семь дней плаванья я боролась с тошнотой и усталостью, мне необходим был отдых. Забиться в какую-нибудь комнату и не выходить неделю или две, а лучше месяц, а лучше года три. У меня точно хроническая усталость. Ко всему столько потрясений. Как я вообще ещё жива?
За неделю я ослабла до такой степени, что мои движения были вялы и бессильны. Я едва не свалилась с ног, когда спустилась по трапу и, слава Великой, ступила на землю. Моему облегчению не было предела. Словно сбросила пудовый якорь, что тянул меня на дно, медленно убивая.
В одночасье я позабыла о своём недуге. Раскрыв губы, смотрела с изумлением на то великолепие, что открылось моим глазам. Страшное, пугающее, немыслимое для меня. Передо мной расстилался людный порт, за ним тянулся город, будто хребет морского чудовища, выброшенного в древние времена на берег, и остались только кости. Многочисленные ряды домов обрамляли костистую голову чудища — в снежной пыли высился гранитный замок, гораздо внушительней Энрейда. Наврием впечатлял.
И когда мы погрузились в улицы, я осознала, что это точно не походило на небольшой городишко, да тот же Кронвил с тесным постоялым дворами. Брюхо длинных крытых улиц с заснеженными каменными домами поглотило нас, пока не вздыбились на утёсе стены громадного замка. Высокие башни по периметру утопали верхушками в низких клубящихся облаках, башни меньшего размера, словно клыки драконьей пасти, торчали со всех сторон просторного, обнесённого высокой каменной стеной двора, на который отряд королевских лойонов въехал гурьбой. Мощные ворота закрылись, громыхнув железом, а мне показалось, то клацнула пасть гранитного чудовища, в недра которого меня привезли поневоле.
Озноб прошёл по плечам — отсюда мне не выбраться. Это просто невозможно. Мой пожизненный склеп, в котором мне придётся прозябать узницей до последнего дня своей жизни. Меня начало трясти и мутить, горло сжало спазмом то ли страха, то ли от очередного приступа рвоты, которая не хотела меня покидать. Чёртово море! Мои пальцы поледенели, как и дыхание, я с силой сжала поводья, борясь с самой собой.
Со мной не церемонится и так же грубо сдёргивают с лошади. Конечно, я не ждала радушного приёма его высочества, что он встретит меня с распростёртыми объятиями, пожалеет и приголубит — нет. Это такая же нереальность, как моя прошлая жизнь в забвении.
Меня повели через двор, подальше с глаз воинов и слуг, коих тут было целое множество. В моей голове стоял туман, я не видела ничего вокруг: мой мир сузился до топких границ моего недуга. Меня качало. В глазах рябило и всё больше темнело — казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Плаванье вымотало меня, иссушило. Море выпило без остатка. Мне понадобится много времени для восстановления сил, и единственное, о что я сейчас молю — это поскорее лечь на постель, принять горизонтальное положение и попытаться уснуть, чтобы отключиться, просто выйти из этой реальности и погрузиться в небытие. Что-то внутри меня подсказывало, что это несёт для меня опасность, память прошлого врывалась изнутри, вынуждая моё сознание тревожиться. Я, наверное, и в самом деле могу впасть в спячку, как медведь зимой, только есть опасность не проснуться вовсе. Можно ускорить эту задачу и посмотреть в зеркало — в этом замке, думаю, их достаточно. Я одёрнула себя. Всплеск злости обжёг нутро. Я не дамся, вопреки всему выстою, и пусть совершено одна, но я постою за себя и не позволю, чтобы мой дух был сломлен, не выйдет у тех, кто жаждет заполучить мня, ничего. Иначе я — не ассару, пусть не знающая своей силы, не умеющая владеть ей, но не позволю растоптать себя, опускать до такой низости, чтобы просто уйти из этой жизни. НЕТ.
Мы шли многочленными переходами, стылыми, полутёмными, потом они сменились на более светлые, где уже горели огни на стенах в держателях и в венцах канделябров под самым потолком. Теперь шли через комнаты, что напоминали больше пещеры, шаги отдавались в прохладных туннелях гулом. Почти в каждой комнате горел камин, будто маленькие сердца трепыхались в огромны каменные склепах. Было тут всё необходимое для тепла и уюта — шкуры, они везде: расстелены на полах, креслах, диванах, стенах. Несмотря на мрачность замка здесь имелась, хоть и массивная, но украшенная резьбой мебель.
Меня заперли в одной из таких комнат. С внешней стороны щёлкнул замок, эхом отдаваясь в полупустых покоях. Вот и всё — я в клетке, меня заточили в ней, заперли на замок надолго, теперь я тут как украшение, как атрибут и игрушка для всех. Оставалось только ждать, когда хозяин устанет забавляться своим приобретением. Я суетливо заходила по пустующей комнате, как зверёк в западне. Окно с толстыми стёклами и решётками выходило на лесистые холмы. Тяжёлое небо давило — на высоте это ощущалось особенно. Высота головокружительная, где-то внизу лабиринты дворов, огороженные стенами.
Я довольно долго стояла у окна, ожидая, что ко мне придут, но, конечно, об узнице никто не станет заботиться, и мне чётко дали это понять. Я смотрела вдаль, ощущая, как на меня шквалом накатывают и омывают волны усталости — меня буквально вытесняет в топкую полудрёму. Почувствовав, что ноги зудят и больше не держат, я прошла к постели и легла. Прикрыла веки и сразу погрузилась в дремоту, только на краю сознания ухватываю мысль за хвост, что я очень много в последнее время сплю, но она ускользает, а меня швыряет в океан безмятежности.