Наречённая. Книга 2
Шрифт:
Моё спокойствие нарушил посторонний звук. Меня грубо выдёргивает из умиротворения скрежет замка. Вскидываюсь с кровати, моргая часто. В покоях уже темно, и только тлеющие угли камина позволяют мне рассмотреть вошедших. Две женщины скользнули в комнату: молодая и зрелая. У молодой в руках стопка тканей, у женщины — сума. Кто она, и что ей надо? Явно не живёт в замке — на плечах дорожный плащ, который она скидывает с себя и кладёт на кресло. Гостьи молча передвигались по комнате по-хозяйски, будто и не замечали меня. Вскоре были зажжены свечи, растоплен
— Кто вы? — обратилась я к женщине, которая приблизилась ко мне.
Вопрос хоть и запоздалый, но важный. Вблизи, при огнях я рассмотрела её лучше: тёмные с сединой волосы сплетены в косы и закручены вокруг головы, прикрыты сеткой. Простое платье зелёного цвета. Она подвернула просторные рукава и открыла котомку, вытаскивая оттуда свёртки, разворачивая, выкладывая странные предметы. Внутри меня похолодело от их вида, какие-то инструменты, непонятные мне. Жутко пугают. Для чего они? Что она собирается делать? Я отшатываюсь.
— Не волнуйся, — перехватывает меня за плечи вторая женщина, возвращая к кровати, — так нужно, нужно тебя осмотреть. Это приказ короля. Хотя мне и так уже всё понятно.
Она ощупала меня взглядом, а меня наизнанку вывернуло от того, что кто-то хочет вторгнуться в моё пространство, хозяйничая в нём, как вздумается! Она подняла ко мне руки, я отбила её попытки коснуться, выскользнула, но крепкие руки женщины поймали тут же, откидывая меня на постель.
— Не дури, — строго пронизывает она меня шипастым взглядом, пришпиливая к постели.
Я в ошеломлении уставилась на неё — весь мой страх и гнев куда-то исчезли, я вновь ощутила так остро себя заложницей, беззащитной и ранимой, что мне захотелось рыдать.
— Не глупи, так нужно — повторила женщина, процедив сквозь зубы, видя мой надрывный взгляд, поглядывая в сторону двери и служанки, которая будто и не замечала, что тут происходит. — Если будешь кричать и отбиваться, то его высочество примет более жёсткие меры, а это, поверь, не самое приятное. Так что лучше успокойся и не дергайся, чтобы я не причинила тебе вреда.
Я дышала часто и глубоко, осмысливая всё сказанное, понимая, что она права, но даться чужим людям, чужим рукам — от этой мысли скручивало меня беспощадно, будто привязанную на шее верёвку вдруг дёргают, заставляя падать на колени и подчиняться. Ломать себя, покоряясь. Но если дамся один раз, то считай, что сдалась… Я бросила взгляд на стол. Всё случилось молниеносно — я схватила один из странных приборов с металлическим, похожим на скальпель, наконечником, вскинула руку, угрожая расправой, если незнакомка вздумает ко мне ещё раз прикоснуться.
Женщина замерла, побелела, глаза похолодели и стали твёрже льда, но внешне она оставалась спокойной и непоколебимой даже несмотря на то, что это оружие запросто может пойти в ход и пустить ей кровь.
— Убирайся отсюда, — прошипела я, вкладывая в голос столько холода, что даже свело горло, и посмотрела так, чтобы у той не оставалось никаких сомнений в том, что я смогу убить — это было действительно так.
Всё во мне отвердело, вымерло разом, оставляя одно единственное желание — если она посмеет ко мне приблизиться, я проткну ей глотку. Ярость ослепила.
Служанка, увидев суету, дёрнулась к двери, но повитуха её остановила.
— Стой! — приказала, не отрывая от меня взгляда, и заговорила уже спокойнее: — Женские особи такого редкого вида особо жестоки и свирепы в период беременности. Защищают себя любым путём. Это естественно.
На меня будто кислоту выплеснули, внутри забушевало всё, приводя меня в полное расслоение… Беременность!?
— Какая к чёрту беременность? Что ты мелешь? — прошипела через стиснутые зубы, пугаясь собственного яда, что плескался внутри меня кипящим вулканом.
— Ты это и сама чувствуешь, но твой разум не хочет принимать.
Этого не может быть! Так не должно случиться! Нет, я на это не согласна. ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ.
Меня затрясло, тело ослабло, став мягким, будто из меня вынули все кости, я невольно опустила своё оружие. Женщина легко прихватила его из моих рук, вырывая из пальцев.
— Так-то лучше, — в глазах повитухи залегло ликование, радость своей победе надо мной.
В моей голове шум, переполох, пульсирующий и давящий на рёбра жар и смятение, колеблющееся между страхом и неверием. Это ошибка. Но как бы я ни отрицала, осознание хлынуло потоком, и теперь мне становится понятным моё жуткое недомогание, слабость, потеря сил. Женщина уже развязывала шнуровку на моём платье, в котором стало слишком трудно дышать, стягивала с плеч.
— Я не причиню вреда, пока что… — она сноровисто оголила мою грудь, и я чувствовала только её тёплые пальцы на коже.
Чужеродное прикосновение не оттолкнуло теперь, не вызволо отторжения. Пусть смотрит и проваливает. Повитуха убрала руки, на её бесцветном лице невозможно было ничего понять.
— Я не ошиблась.
— Не ошиблась в чём? — я пыталась ухватиться за любую надежду, что со мной что-то другое, только не то, о чём она мне сказала миг назад.
— Ты понесла. Срок не большой, но и не маленький. Зачатие приносит нестабильные силы, перепады. Ты можешь быть опасна для других.
Холод разлился по затылку и плечам, дыхание камнем застряло в груди.
— В чём моя опасность? — едва пошевелила онемевшими губами.
— Дочери Ильнар хладнокровные существа, непредсказуемы. Но ассару, не владеющей своей силой, не причинят большого вреда.
— И в чём же… оно, хладнокровие, выражается?
Я старалась дышать размеренно и спокойно, но внутри всё оборвалось и неслось в галоп. Я поправляла платье, затягивая шнуровку дрожащими пальцами, и разговор мне нравился всё меньше. Не понимаю, хочу ли знать правду, или остаться лучше в неведении. Я, вытолкнутая на перепутье, не знала, в какую сторону мне двигаться дальше.