Наречённая. Книга 2

Райн Лэйя

Маар повёл Истану за собой, толкнул дверь, войдя внутрь, только тут отпустил девушку. Истана отошла от него ещё на несколько шагов, застыла. Камин сбоку от неё вспыхнул жарче, обдавая ассару горячей волной тепла, обливая её стан золотым густым светом. Снег на плаще таял быстро, мерцая каплями на ткани и на серебре её волос. В голубых глазах Истаны плавился огонь, она смотрела с вызовом и мрачно, сжимая губы, сейчас они были блеклые, бескровные, как и лицо с заострившимися скулами и линией подбородка. Такой острой холодности Маар ещё не испытывал от неё.

— Не ждала, что я приду за тобой? — страж стянул перчатки, швырнув на лавку, притулившуюся сбоку от двери, туда упал и тяжёлый, влажный от снега плащ. Пальцы Маара покалывало от возбуждения, от неровного потока непоколебимости и твёрдости, исходившего от Истаны.

Она упрямо молчала, наблюдая, как он скидывает сапоги, оставляя их у порога, как ступает на шкуры, расстеленные у камина. Дыхание Маара сбилось, как и ритм сердца, когда Истана пошатнулась,

но не отринула, не попятилась, оставаясь отважно стоять на месте. Он потянул с себя наручи, тяжеловесную броню: они с грохотом упали на пол. Истана не шевелилась, смотрела неотрывно, смело, хоть и вздымалась грудь в глубоком частом дыхании. Маар не хотел её пугать, не хотел видеть в её глазах лёд презрения, он жаждал найти в них хоть малую крупицу тепла, толику радости, но не стоило ждать от ассару подобных чувств, не стоило надеяться, а Маар наделся, в глубине, тайно, пряча от самого себя теперь ставшее таким очевидным. В Колодце, когда целовал её, он почувствовал, что она рада ему, но теперь от этого зыбкого чувства не осталось и следа. Он ошибся, поддавшись на её беззащитность. Расчётливая холодная сучка, ничем не отличающаяся от остальных, воспользовалась его силой умело и холодно. Ответа и не требовалось, Маар прочёл всё по её глазам. Что он в ней нашёл, что гнался за ней, как умалишённый, убивая каждого на своём пути? В ответ ни капли благодарности. Истана пошла за Хирсом. Маару она желала смерти. Под кожу будто калёные спицы вогнали от этого понимания, причиняя боль адской силы. Ревность и злость громом разнеслись по телу, сотрясая его, вгрызаясь в кости гнилыми зубами, кромсая душу, вынуждая Маара корчиться внутри от боли, выворачиваться наизнанку. Истана только вытянулась струной и сжала кулаки, когда он в два широких шага оказался возле неё, угрожающе нависая.

— Хочу знать кто к тебе прикасался, кто брал. Прямо сейчас хочу знать, — он грубо сдёрнул с её плеч плащ, швырнув на пол, обхватил затылок, погружая пятерню в белокурые пряди, сжал в кулак, дёрнул, откидывая её голову назад, вынуждая Истану смотреть на него, сковывая подбородок пальцами.

Их взгляды схлестнулись. Маар ещё не видел столько боли, столько борьбы и презрения, её тонкие крылья носа судорожно вздрагивали, плотно сжатые губы белели возле его губ близко, жарко, слишком соблазнительно и сладко, чтобы удержаться. Он сильнее вдавил пальцы в белую кожу, заставляя смотреть ему в лицо неотрывно. Глаза Истаны заволокло туманом, теперь они потускнели, и в них безжизненно плескался огонь от очага. Беспомощная, отчаянная, ненавидящая его.

— Мне больно, — прошипела она.

Маар усмехнулся ей в губы, опуская на них взгляд. Он так долго ждал этого мига, вожделея, сгорая дотла собственного ада, все эти долгие дни прикованный к постели.

— Разве ты знаешь, что такое боль? — вернул он на неё взгляд. — Расскажи мне, ассару, какая она, может быть, я тебе поверю, может, мы найдём для себя что-то общее, что могло бы нас объединить? Мне ничего не стоит сломить тебя. Разбить ледяные стены, раздавить и стереть в прах.

— Можешь делать что угодно, но ты не получишь меня, исгар, — Истана задрожала, от гнева, от сопротивления, от бессилия, которое она душила в себе, зная, что бороться бесполезно — она проиграет. Знает и жалит сильнее, назло.

— Не хочешь, значит, тогда не будем терять время. Не терпится, когда ты раздвинешь передо мной свои стройные ножки, — прошипел глухо Маар, сдавив пальцами её лицо сильнее, провёл языком по плотно сомкнутым мокрым губам, собирая растаявший снег.

Член дрогнул, вставая колом, рвясь из штанов в готовности скорее оказаться в тугой сочащейся соком дырочке ассару.

Одним рывком Маар поднял её на руки и, перекинув через плечо, направился к лестнице, в несколько прыжков оказался на верхнем ярусе, ногой распахнул одну из дверей спальной комнаты. Истана шумно дышала, сопела и хваталась за его шею, но не сопротивлялась. Маар опрокинул её на постель, упал сверху, не давая вздохнуть, прижался к губам, пронизывая волосы пальцами, расплетая их, зарываясь в белые локоны. Он тянул, кусал, сминал бёдра, груди терзая неумолимо. Истана вскрикивала, пихалась, оттесняла его, царапала — только больше злила, распаляя ещё сильнее. Он целовал ещё нетерпеливее, жадно, торопливо, желая почувствовать, ощутить её вкус, ненасытно глотая этот дурман, выпивая его. Он сел, зажимая между коленями её ноги, стянул с себя одежду, расправив штаны, потянул их с себя, сдёрнул, швырнул в сторону. Истана смотрела на него со спесью и какой-то обидой. Не выйдет, ассару, можешь не стараться. Он видел, что с ней что-то не так — изменения были повсюду снаружи и внутри — и сходил с ума от этого.

Маар обрушился сверху, упёрся ладонями в постель по обе стороны от её головы, всматриваясь в синеву глаз. Она устала. Она шла целый день, а он к этому времени не ел сутки и не спал двое, но, глядя на неё, забыл обо всём. Он хочет долбиться в неё, как безумец, одержимый её запахом, её телом, её стонами, впиваться в сладкие мягкие губы и всаживать член в сочную щель всю ночь. Никуда не отпускать. Никогда.

— Всё ещё ненавидишь меня?

— Больше, чем когда-либо, — глухо прошипела Истана, кривясь от его грубых жадных ласк, но он не мог сейчас по-другому.

— Покажи, как ты меня ненавидишь, — прохрипел, прикусывая мочку уха, — я так этого ждал.

— Лучше бы ты задохнулся под снегом, и твои кости изголодали бы те твари.

— Не сомневался, что худшей смерти ты бы мне не придумала.

Маара накрыло диким бешенством, когда он понял, что она привлекает его больше, чем когда-либо. Она привязала его к себе, приковала цепями, своей смелостью, дерзостью, которая его злила и которая восхищала. И даже сейчас она бросалась в этот вихрь отчаянно и отважно несмотря на то, что может пораниться, пострадать, несмотря на то, что стала совсем бледной, и губы потеряли свой цвет. Сейчас она поминала ему раненную птицу с надломанным крылом. Он видел это всё и не мог остановиться сам.

Собрал в кулаки платье, натягивая ткань на её шее, та впилась в белую кожу ассару. Маара обожгла ревность даже к этой ткани, рывок, и она с терском лопнула, открывая глазам исгара тело Истаны. По позвоночнику пролилась горячая магма, отяжеляя его. По-прежнему гибкое, изящное, с бледными розовыми сосками, наливающимися кровью только от его губ и поцелуев, манящими, зовущими припасть к ним, кусать и посасывать. Маар склонил голову над её грудью, чтобы скорее ощутить сладость этих вершинок, так чувственно реагирующих на его ласки. Облизал один и второй. Сжал их пальцами, посасывая, начиная тереться членом о её лоно. Да-а-а, его ледяная девочка теперь в его руках, Маар хотел, чтобы она извивалась и таяла ему на пальцы и на член. Истана тяжело дышала, не смотрела на Маара, её грудь волнующе вздымалась, она сжала колени, пытаясь отгородиться от его возбуждения, от его голодного взгляда, страсти, но он рывком раздвинул их снова в стороны, опуская ладони вниз живота, погружая между бёдер. Там горячо и влажно. Маар ввёл палец в её мягкое лоно, потом другой, растягивая, заполняя. Это заставляло его член пульсировать и наливаться кровью. Она текла для него, уже влажная, восхитительная, противоречиво возбуждённая и всё ещё сопротивляющаяся, замораживая исгара взглядом потемневших глаз. Маар резко задвигал пальцами, чувствуя, как она пытается сдержать возбуждение, отодвигая бёдра, сжимается, ещё больше дразня его. Он упёрся в изголовье кровати, таранил её соблазнительное, желанное тело. Входил всё глубже, ощущая, как сжимаются её мышцы вокруг пальцев, как прерывается дыхание, как раскрывается проклятая ассару под его натиском, невыносимо упоительно.

Маар склонился снова, лаская затверделые бутоны, дразнил языком, губами, всасывая их, прикусывая, вылизывая, двигая пальцами быстрее, теперь они горели красным. Он поднялся к шее, покусывая нежную тонкую кожу, слизывал причинённую боль и вновь кусал, рвано и нетерпеливо вдалбливая в неё пальцы. Маар жаждал вечно распалять её, он ждал, чтобы она попросила его об этом, призналась, как ей холодно без него, позвала, обняла и приняла его сама, впустила. Но она только отгораживалась, билась, отталкивала, пытаясь отстранится хоть на немного дальше. Член рвался наружу, пульсировал и тяжелел. Маар и сам хотел бы избавиться от этого безумного влечения, голодный и жадный до её тела и запаха, до её судорожных вздохов и стылых взглядов. Маар слишком долго ждал, голод изводил его, скручивая в стальной жгут, бросая в нетерпение. Он хотел драть её, врываться и слышать её стоны. Хотел её всю и повсюду. Каждое её крошечное узкое отверстие трахнуть и заклеймить кожу поцелуями, укусами. Подчинить и завладеть. Маар раздвинул её ноги шире, распластав перед собой, как бабочку. Истана продолжала упираться: сжимала колени, ударяла кулачками в его грудь. Маар, обхватив член, провёл сочащейся смазкой головкой по её нежным складкам, содрогаясь и стискивая зубы от бьющего наотмашь возбуждения, потёр концом о складки, раскрывая их для себя, наслаждаясь мягкостью и теплом. Он медленно ввёл член вглубь, ощущая тугой захват её стенок. Узкая, горячая, трепещущая от его напряжения. Никто не брал её, не имел, только он, Маар. Взрывом разлилось по телу удовольствие, так, что он судорожно глотал её запах чистый, родниковый. В глазах потемнело, когда он погрузился ещё глубже, протискиваясь, проталкиваясь вперёд. Мука слишком невыносима, слишком сладка, чтобы сдерживаться, он рывком толкнулся, сжимая в пальцах сладкую грудь, размеренно отвёл бёдра назад и резко толкнулся вновь, держа Истану в руках. Ещё и ещё. Она рвано выдыхала от каждого мощного толчка, комкая простыни в тонких пальчиках, смотрела, как он всаживает член в её нежную плоть, кусала губы и вздрагивала. Удар. Удар. Удар. Маар распинал, её вторгаясь возбуждённо, неконтролируемо, всаживаясь член до упора безжалостно, жадно, неистово. Он может разорвать её своим толстым длинным членом, но ассару принимала его не первый раз, её тело подготовлено для его, и он чувствовал этот тугой захват каждый раз, тараня её собой.

Маар склонился к её губам. Истана упрямо увернулась, не позволяя целовать её, и он лишь прижался к её влажному виску, слизывая соль.

— Не хочешь, — прошипел он и перехватил её ноги под коленями, закинул к себе на плечи, теперь вдалбливаясь глубоко, беспрерывно, не останавливаясь, раскачиваясь твёрдыми толчками, пронзая её на всю глубину так, что его яйца бились о её промежность.

Истана вздрагивала под ним, поджимая дрожащие губы, приоткрывая только для того, чтобы упрямо их сомкнуть, прокусывая до крови.