Нарисованные воспоминания
Шрифт:
Дрю пристально смотрит на меня.
— Дело не в проблемах в твоей жизни. А в том, как ты и твои близкие люди относятся к ним. Обычно так работают отношения… по крайней мере, в большинстве случаев.
— Почему ты не можешь просто наорать на меня, как все остальные? Все в порядке, если тебе этого хочется, я большая девочка. И справлюсь. Не нужно себя сдерживать.
— Крики ничего не решают, и они необязательны, — просто говорит он, как будто это всем известный факт.
Я встаю и начинаю ходить взад и вперед между нашими стульями. Не знаю,
— Выходит, кричать на глазах твоих друзей и коллег было нормальным? — спрашиваю я. — Убегать и обвинять тебя в том, что ты оставил меня, тоже было нормально?
Он снова пожимает плечами.
— Бывает. Я решил забыть об этом. У тебя сейчас столько всего происходит в жизни. Я все понимаю.
Черт бы его побрал за то, что он все принимает. Я хочу видеть в нем хоть какие-то эмоции. Если ему не все равно, почему же он не показывает этого? Просто находиться здесь — недостаточно.
— Ну, если ты такой понимающий, что происходит с твоими язвительными словечками?
Дрю молчит какое-то время. Он встает и идет в дальний угол беседки, прислоняется к перилам и смотрит на воду.
— Я тоже не идеальный, или, по крайней мере, мне так кажется.
Вот в этом он чертовски прав.
— Я не говорю, что ты должен быть идеальным, но тебе тоже не нужно просто «отпускать» ситуацию. Ты представляешь, как я себя чувствовала, когда зашла на кухню утром и увидела, как ты непринужденно разговариваешь с отцом? Ты забыл, как он относился ко мне последние пять лет?
Он поворачивается ко мне, его лицо затеняет луна позади него.
— Мы повздорили, но все равно сумели отнестись к друг к другу как можно дружелюбнее.
Приличный разговор превращается в нечто совершенно другое. С ним бесполезно о чем-то говорить. Во мне разгорается злость.
— Да, твой смех сказал мне, что ты довольно хорошо проводил время. Меньше суток назад он ударил меня. Полагаю, ты просто забыл об этом? — глаза наполняются крупными, горячими слезами, и я быстро поворачиваюсь, чтобы уйти.
Дрю оборачивает руку вокруг моего локтя и разворачивает меня. Он твердо смотрит, когда говорит.
— Если ты хоть на секунду подумала, что сидеть с твоим идиотом-отцом было легко, тогда ты совсем меня не знаешь. Я не думал, что утром мне придется спокойно с ним разговаривать и притворяться, что я его терплю.
Я вздрагиваю, когда его пальцы сжимают мою руку, но затем он ослабляет хватку.
— Я думала, вы… — выговариваю я.
— Что? Думала, мы обсуждаем планы на ужин? Рассказываем друг другу шутки? Ты глубоко ошибалась. У тебя очень плохая привычка делать поспешные выводы, так ведь? — звучит это больше, как утверждение, нежели вопрос.
Это моя вина. Мне не нужно ничего говорить.
— Извини, я не должна была считать, что
Дрю делает шаг ближе, и я отступаю назад. В голове вспыхивает эффект дежавю, и я вспоминаю, как мы столкнулись с ним в классе.
Когда я ничего не говорю, он продолжает.
— Ты думала, что я скину тебя, как ненужный балласт. У нас был секс, ты говорила, что любишь меня. Ты не можешь любить кого-то и не доверять ему, и я начинаю думать, может все, что ты говорила, было лишь ерундой.
— Доверять? О чем ты говоришь? Я никогда не говорила, что не доверяю тебе.
— Тебе не нужно говорить. Полагаю, в этом дело, не правда ли? Я имею в виду, ты очевидно недостаточно мне доверяешь, чтобы рассказать, что за рулем была ты.
Он, должно быть, шутит.
— Серьезно? Я не врала тебе, лишь опустила одну деталь.
— Ты не понимаешь, — вздыхает он. — Я понимаю твою логику, но если ты любишь меня так, как говоришь, то должна была знать и не сомневаться, что я всегда буду рядом; но ты не дала мне шанса.
— Ты прав. Я не дала шанса. Извини, что не объявила у тебя на пороге, что убила брата. Уверена, что все стало бы в десять раз легче, не так ли? — теперь я начинаю говорить с сарказмом. Дрю правда знает, как задеть за живое.
— Это больше неважно, поскольку что сделано, то сделано. Реальность такова, что ты ничего не должна мне говорить, если не хочешь. Я никогда не испытывал такого ужаса в своей жизни, поэтому не могу жаловаться на свои чувства.
Я ахаю при его словах.
— Чувства? Правда? Я не знала. Ты никогда не говорил, что чувствуешь ко мне. Жалко… Жалко, что ты еще здесь. Ты не хочешь бросать меня в таком состоянии, поэтому ждешь, пока все уляжется, и тогда порвешь со мной. — Я на секунду закрываю глаза и чувствую, как горячая слеза скатывается по щеке. — Люди жалеют меня с тех пор, как Джесс умер. Мне уж точно не нужна их жалость.
Он хватает меня за футболку и прижимает к одной из колонн.
— Проснись, Лили! Я все еще здесь, потому что мне не все равно. Когда же ты поймешь, что рядом с тобой есть человек, который любит каждую частичку тебя как снаружи, так и внутри? Для меня все остальное неважно! Я хочу быть рядом с тобой в любой ситуации. Даже если это значит, что мне придется два часа выслушивать твоего отца, как он знатно облажался со своей жизнью. Или как разрушил свою семью и потерял обоих детей.
Он стоит гораздо ближе ко мне, чем в последние два дня. Я не могу говорить и держу руки неподвижно по бокам. Дрю переводит взгляд на мои губы, и я машинально их облизываю. Я слышала, что он сказал о моем отце, и у меня будет уйма времени разобраться с этим позже. Сейчас он стоит передо мной и все больше поражает своим признанием. Он прижимается ко мне ногами, а рукой крепче сжимает футболку. Когда я заглядываю ему в лицо, в его глазах отражается луна, а зрачки блестят, словно изумруды. Мне нужно перевести дыхание.