Нарисованные воспоминания
Шрифт:
— Мистер Морган! С возвращением. Вы будете сидеть сегодня возле бара? Или хотите занять столик в зале?
— Столик в конце зала, Тэмми. Спасибо.
— Без проблем. Следуйте за мной, пожалуйста.
Еще рано для обычного ужина, но Тэмми провожает нас в самый дальний конец зала. Это, без сомнения, сыграло бы на руку, если бы разговор вышел из-под контроля. Меньше свидетелей увидят нашу драму. Как только мы садимся, Тэмми принимает у нас заказ на напитки, я откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки на груди.
— Возле бара, пап? Серьезно? Как часто ты сюда приходишь? Не слишком ли дешево выпивать в таком месте, как это? Это ниже твоих
Он пожимает плечами.
— Выпивка есть выпивка, и у тебя нет никаких стандартов, когда речь заходит об алкоголе. Ты получишь его везде, где возможно. Но, на самом деле, это больше для моих клиентов. Это место — один из тех ресторанов, где предложат дорогую еду за твой счёт. Клиенты чувствуют себя особенными, когда я привожу их сюда. Кроме того, все здесь знают меня. И хотя бронирование не требуется, они уделяют мне первостепенное внимание. Это хороший знак для моих клиентов.
Мой отец стал одним из лучших адвокатов штата не потому, что глуп. Он всегда прав. Он достаточно умен, чтобы заказать к еде колу. Если бы он заказал что-нибудь алкогольное, я бы придушила его, перегнувшись через стол.
Я определенно понимаю, что у обеда в этом заведении с моим отцом есть свои преимущества. Нам приносят еду в мгновение ока. Молчание затягивается, наполняя воздух неуверенностью, и, хотя я голодна, мой желудок нервно сжимается. Я много чего хочу сказать, но не хватает смелости произнести это вслух. По крайней мере, не сразу. Кажется, мои лучшие моменты наступают, когда я чувствую угрозу или подавлена. Вид моего взволнованного отца, сидящего напротив с капельками пота на лбу, не помогает.
— Итак, как долго ты встречаешься с Дрю? — спрашивает он.
— Кажется, несколько месяцев. — К чему он клонит?
— Серьезно? И только? Я думал, дольше.
— С чего вдруг?
— Разговаривал с ним на днях… он был очень увлечен тобой. И не терял времени даром, ставя меня на место… или угрожая мне. — Его губы слегка изгибаются. — Он ведь знает, что я зарабатываю на жизнь тем, что подаю на людей в суд, верно?
Я чуть не подавилась своей хлебной палочкой.
— Что он сделал? Угрожал тебе? Как именно?
Он усмехается и машет рукой:
— Это не важно, но он был вполне серьезен… и убедителен. — Папа откладывает вилку и вытирает уголки рта салфеткой, прежде чем положить ее себе на колени. — Прости, что ударил тебя прошлой ночью. Я, честно говоря, не помню, как это сделал.
Чего бы я только не отдала, чтобы оказаться на месте мухи на стене, когда они с Дрю разговаривали.
— Насколько помню, я не единственная, кого ты ударил, — заявляю я, вспоминая, что сказала мама на кладбище.
— Да, к сожалению, я сам не свой, когда пью. И знаю, этому нет оправдания…
— О, тебе не нужно оправдываться передо мной. Какого бы примирения ты ни ждал от нас, этого не произойдет, если не начнешь лечение. — Я беру свой бокал и делаю глоток.
Он кивает.
— Знаю. Но я уверен, что смогу отказаться от этого по своей воле…
— Нет! — я с силой ставлю стакан на стол. — Если бы ты мог, то уже сделал бы это. Тебе нужна помощь не только с алкоголем, но и во всем остальном. Нужно принять смерть Джесси и двигаться дальше. Перестань обвинять меня! Перестань называть меня убийцей и портить мне жизнь, чтобы я могла спокойно жить дальше. Я устала, папа. Устала думать, что все осталось в прошлом только для того, чтобы ты потом позвонил мне и снова испортил жизнь. — Я смотрю в его усталые глаза. — Или ты возьмешь себя в руки, или это
Он берет вилку и принимается ковырять лапшу на тарелке, делая вид, что погружен в свои мысли. Или, может, он ошеломлен тем, что все идет не так, как он ожидает. Я не знаю. На самом деле этот разговор — пустая трата времени.
Я поднимаю взгляд и вижу, что его глаза увлажняются, становясь мутными, как мокрое стекло.
— И все? Я получу помощь, и ты простишь меня? Так просто?
Я отодвигаю тарелку, поскольку у меня пропадает аппетит, и качаю головой.
— К сожалению, нет, после всего, что ты мне сказал после того, как со мной обошелся… потребуется время, чтобы забыть об этом, если вообще это когда-нибудь произойдет. Я не могу ничего обещать. Прямо сейчас все, что я могу сделать, это попытаться.
— Просить о большем было бы нечестно. Я определенно этого не заслуживаю. Твоя мать давала мне слишком много шансов, но я упустил каждый из них. А теперь посмотри на нас. Я подарил ей дом и все, что она хотела. Я знал, что это моя вина, и не было никакой необходимости заставлять ее расплачиваться за это, отнимая у нее все… но я все равно не мог бросить пить. Это разрушило мою личную жизнь… — он наклоняется ко мне, его лицо напряженное, во взгляде сквозит раскаяние. — Черт возьми, Лилли, я знаю, что у меня проблема. Трудно в этом признаться, — вздыхает он, и его голос становится спокойнее. — Это самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать.
Мой отец очень гордый, но если он думает, что это тяжело, то ходить на терапию — это все равно, что получать удары в живот по часу каждую неделю в течение нескольких месяцев подряд. Это отстойно и выдержать труднее всего. Но, по крайней мере, я прикладываю все усилия. Приходит время и ему начать что-то менять.
Он делает глоток своего напитка, прежде чем покрутить соломинкой в стакане. Я пытаюсь представить, насколько трудно ему признаться во всех своих проблемах, но не могу вызвать у себя сочувствия. Он так сильно облажался, что кажется непостижимым пытаться что-то исправить, но в то же время, каким человеком я стала бы, если бы не попыталась?
Папа продолжает, как будто я все еще не уверена, что это сработает.
— Лилли, я знаю, что облажался. И позволил простому несчастному случаю разъесть меня до такой степени, что потерял способность трезво мыслить. Я распланировал твое будущее, но все пошло прахом. Ты ведь знаешь, как я люблю планировать все на свете. Похороны моего сына и потеря дочери не входили в мои планы. Когда Джесси умер, я думал, что смогу справиться с этим… справиться за всех нас, но я не смог. И каждый раз, когда брал в руки выпивку, я чувствовал себя лучше. Одна порция превратилась в три, а три — в литры. Не успел опомниться, как начал говорить и делать черт знает что… это не оправдание, а факт. Честно говоря, если бы не твоя мама, я бы, наверное, лежал на обочине дороги в какой-нибудь канаве неподалеку. Она заботилась обо мне, когда я не мог этого сделать. Я годами ходил за ней по пятам, и она все еще была рядом, несмотря на то, каким я был отвратительным ублюдком. Однажды она пришла домой и велела убираться, обратиться к профессионалам или умереть, потому что она отказывалась смотреть, как я медленно убивал себя. И знаешь, что я сделал? — спрашивает он.