Народная история России. Том II. Устои советскои? диктатуры
Шрифт:
Вследствие этого между жильцами усилилась ругань, грызня и развились доносы. Ещё одной заботой стал резкий дефицит дров для „буржуйки“. Талонных дров не хватало даже на отопление кухни. [337] Дополнительные дрова нужно было покупать в кооперативе или доставать самим. В условиях топливного краха цены на дрова подскочили до такой степени, что семейный бюджет абсолютного большинства граждан не мог покрыть закупки дров.
Государственное распределение дров работало крайне скверно. Талоны на топку выдавались гражданам и учреждениям в совершенно недостаточном количестве. Так в Астрахани официальная печать информировала население о том, что с 28 сентября 1918 года норма составляла всего одну сажень (213,36 см.) на топку. Эту норму дров выдавали на всю зиму. [338]
337
Шкловский В. Собрание сочинений. Том 1: Революция / сост., вступ. статья И. Калинина, Новое литературное
338
Известия Астраханского Совета Рабочих, Крестьянских и Ловецких Депутатов. 2 октября 1918. № 183. стр. 2
При этом граждан при получении карточек обязывали заявлять о своих запасах дров, превышающих полсажени. За сокрытие дров виновных лишали продовольственных карточек. А домовладельцы или их уполномоченные привлекались на основании пятого параграфа обязательного постановления к суду народного трибунала. Городской отдел Продовольствия просил все должностных лиц Астрахани вывозить отпущенные дрова со склада „отнюдь не позже двух суток со дня отпуска“, обеспечивая командируемых соответсвующими мандатами. [339]
339
Известия Астраханского Совета Рабочих, Крестьянских и Ловецких Депутатов. 2 октября 1918. № 183. стр. 2
Даже законное отоваривание дровяной карточки превращалось в испытание на выносливость. Историк С. М. Дубнов описал, как получал дрова по ордеру в дровяном отделе районного Совета в декабре 1918 года. Пожилой учёный занял место в длиннейшей очереди из сотен граждан. Очередь растянулась на ступеньках задней лестницы огромного двора от нижнего этажа до четвёртого. Дубнов два часа простоял в этой гуще несчастных, волнующихся людей. И вместе с сотнями других он ушёл ни с чем. [340]
340
Дубнов С. М., Книга жизни. Материалы для истории моего времени, Гешарим / Мосты культуры, Иерусалим/Москва, 2004, стр. 452
Мемуарист был не в силах скрыть своего горького разочарования. Дубнов записал в дневнике: „До нас не дошла очередь, и служащий с верхней площадки объявил, что больше ордеров сегодня выдавать не будут; велел приходить завтра, а многие ходят уже по нескольку дней. Если б слышали 'власти' эти проклятия по их адресу!“ [341]
Даже если дрова и удавалось получить, их перевозка домой при простое общественного транспорта представляла собой дополнительное обременение. Тяжёлую вязанку приходилось перевозить собственными усилиями. Искусствовед В. П. Зубов, вспоминал, как однажды ему пришлось на спине протащить через всю Москву, останавливаясь каждые двадцать шагов для отдыха, большую связку дров. Её Зубову отпустили по ордеру Наркомпроса. [342]
341
Дубнов С. М., Книга жизни. Материалы для истории моего времени, Гешарим / Мосты культуры, Иерусалим/Москва, 2004, стр. 452
342
Зубов В. П. Страдные годы России: Воспоминания о революции (1917–1925), Индрик, Москва, 2004, стр. 110
Миллионы людей в республике оказались вынуждены возить дрова по городу на санках. В постреволюционные зимы санки превратились в такой же символ времени, как и „буржуйки“. Санки помогали населению дотащить дрова и продукты до дома. Они спасали людей от неминуемой гибели. [343]
Чрезвычайно наглядный эпизод на эту тему привела дочь Льва Толстого, – Александра Толстая. Экс-графиня вспоминала, как в книгоиздательстве „Задруга“ членам правления выдавали дрова. Толстая не могла поднять осьмушку дров, которая ей полагалась. Ей пришлось попросить молодую машинистку из Толстовского Товарищества ей помочь. Толстая и её спутница взяли двое саней, погрузили дрова, связали их и повезли. [344]
343
Стратонов В. В. По волнам жизни. Т.2, Новое литературное обозрение, Москва, 2019, стр. 161-162
344
Толстая А. Л. Проблески во тьме, Патриот, Москва, 1991, стр. 14-15
Толстая тащила свои сани с трудом. Она вспоминала, как усиленно билось её сердце и подкашивались ноги: „Тошнило. Когда я вспоминала о нескольких лепешках на какаовом масле, которые надо было растянуть на несколько дней, – тошнота усиливалась. Мы двигались медленно, то и дело останавливались, чтобы передохнуть. Так было жарко, что я расстегнула свою кожаную куртку. Пот валил с меня градом, застилая глаза. – Будь она проклята, эта жизнь! Сил не было. Хотелось сесть прямо в этот грязный снег и горько заплакать, как в детстве.“ [345]
345
Толстая А. Л. Проблески во тьме, Патриот, Москва, 1991, стр. 15
Ещё одной бытовым
Современник В. В. Стратонов пояснил, что в больших залах, на паркетах часто устанавливались штабели дров: „А отсюда – только шаг до колки и рубки дров в квартирах. Гулкие удары колуна раздавались по многоэтажным домам, сотрясая потолки, заставляя срываться картины и лампы со стен. С этим злом боролись, но борьба была трудна.“ [348]
346
Никитина В. Р. Дом окнами на закат: Воспоминания / Литературная запись, вступительная статья, комментарии и указатели А. Л. Никитина, Интерграф Сервис, Москва, 1996, стр. 62; Стратонов В. В. По волнам жизни. Т.2, Новое литературное обозрение, Москва, 2019, стр. 185
347
Стратонов В. В. По волнам жизни. Т.2, Новое литературное обозрение, Москва, 2019, стр. 185
348
Стратонов В. В. По волнам жизни. Т.2, Новое литературное обозрение, Москва, 2019, стр. 185
В вопросе топливных поставок советский режим никак не мог сдвинуть дела с мёртвой точки. Это привело к тому, что вся тяжесть топливного кризиса пала на плечи населения. В ряде городов вроде Восточно-Сибирского Минусинска власти решили наложить на всех „капиталистов“ особый налог для доставки угля и дров. Финансовому отделу и отделу контроля над производством было поручено разработать план доставки дров и угля в город в необходимом количестве за счет имущих классов. [349] Разумеется, сути проблемы подобные популистские меры изменить не могли.
349
Гидлевский К., Сафьянов М., Трегубенков К. Минусинская коммуна 1917–1918, Государственное социально-экономическое издательство, Москва-Ленинград, 1934, стр. 91
Бесчисленное количество жильцов, неспособных достать дров, оказалось вынуждено отапливать свои квартиры комнатными дверями и мебелью. Учёный С. М. Дубнов записал в дневнике октября 1918: „Рубим старую мебель для щепы для очагов, ибо дров нет, да они так дороги, что дешевле разрубить шкаф и топить щепами (200–250 руб. сажень дров)…“ [350]
Множество опустевших квартир подверглось немедленному разграблению на топливо. Соседи выносили из них всё, что можно было сжечь. [351] В условиях топливного дефицита социолог П. А. Сорокин признался, что самым ценным подарком в 1919 году стали дрова на растопку. [352] Другой современник установил, что вещи стали делиться на два разряда: горючие и негорючие. [353]
350
Дубнов С. М., Книга жизни. Материалы для истории моего времени, Гешарим / Мосты культуры, Иерусалим/Москва, 2004, стр. 448
351
Бьёркелунд Б. В. Воспоминания, Алетейя, СПб, 2013, стр. 90
352
Сорокин П. А. Долгий путь, Сыктывкар, Шыпас, 1991, стр. 143
353
Шкловский Виктор, „Ещё ничего не кончилось…“, Пропаганда, Москва, 2002, стр. 178
Со временем деревянные подоконники пришлось также рубить на дрова. На толкучках стали продавать даже дощечки от паркета. За шкафами, стойками, тумбочками и книжными полками в топку пошли деревянные каркасы диванов и постелей. Вслед за ними сжигали столы и стулья. Затем – книги, многотомные фолианты, журналы и газеты. Сжигали и лыжи. [354]
Писатель Виктор Шкловский признался: „Если бы у меня были деревянные руки и ноги, я топил бы ими и оказался бы к весне без конечностей.“ [355] В республике появилась масса квартир, где деревянной мебели не осталось вовсе. Она вся ушла в топку. В 1920 году поэт Рюрик Ивнев вспоминал, что в номере московской гостиницы „Русь“ мебель, чудом спасшаяся от печки, казалась такой сиротливой, что на неё было жалко садиться. [356]
354
Лундберг Е. Г. Записки писателя. 1917–1920. Том I, Издательство писателей в Ленинграде, Ленинград, 1930. стр. 184
355
Шкловский Виктор, Собрание сочинений. Том 1: Революция / сост., вступ. статья И. Калинина, Новое литературное обозрение, Москва, 2018, стр. 296
356
Ивнев Рюрик, Жар прожитых лет. Воспоминания. Дневники. Письма, „Искусство-СПБ“, Санкт-Петербург, 2007, стр. 304