Нас больше нет
Шрифт:
Со мной он всегда был сдержан. Если не считать тех моментов, когда мы оказывались обнаженными. А вот таким беззаботным и открытым — ни разу его не помню.
— Как дела, малыш? Никто не обижает? — Целует девочку в лоб, забыв совсем обо мне и Миле.
— Холошо, — она еще совсем плохо разговаривает. Ей с виду года три, не больше. Совсем кроха, но такая красивая, как ангелочек.
Скорее всего, это дочь Милы.
— Прости, Настюх, в этот раз я без подарков, не планировал к вам ехать. Но обещаю исправиться. Как поживают наши котята?
— Да, — кивает она.
— Это тетя Лера, она моя… подруга. И Каспер — ее кошка. Покажешь ей малышей? — Переводит на меня взгляд, а потом возвращает все свое внимание малышке.
Настя выглядывает из-за плеча Давида, смотрит на меня совсем недружелюбно. Ревнует Давида — понимаю я. Крепче обнимает его за шею.
— Они спят, — сообщает она. — Когда спят, нельзя смотреть на них. И спать они долго будут. До утра.
— Настя, — строгим голосом отчитывает ее мать. — Не будь злюкой, иначе с папой на выходные ни на какую рыбалку не поедешь. — Она забирает ее из рук Давида, говорит что-то еще, но тихо. — А теперь беги к папе и скажи, что у нас гости. — Подталкивает ее к крыльцу, а я вдруг выдыхаю.
Господи, вот же я дуреха. Это, скорее всего, сестра Давида. Он же говорил что-то о ней и о том, что у нее ребенок есть.
Леонов оглядывается на меня, и я понимаю, что все еще стою на месте, в то время как остальные зашли в дом.
Я скрещиваю руки на груди, чувствую здесь себя некомфортно. О таком нужно предупреждать. Смотрю на ворота, но сбежать отсюда было бы странным поступком с моей стороны. Проявлением слабости.
— Это твоя сестра? — спрашиваю у Давида, поравнявшись с ним.
— Жена брата. Но сестра тоже здесь, судя по припаркованному во дворе автомобилю.
Мы оба бросаем взгляд на черный внедорожник с наклейкой «Ребенок на борту». Молчим. Леонову, кажется, тоже не по себе.
— Ясно.
Давид придерживает для меня дверь, и я проскальзываю в дом.
— Если тебе нужно в уборную, она рядом с кухней. Мил, тебе помощь нужна? — обращается к девушке, которая моет в раковине овощи.
— Если Лера никого кухонным ножом не зарежет, то от ее помощи я бы не отказалась, — стоя к нам спиной, отвечает Мила.
— В отличие от Ольки Лера умеет не только колбасу нарезать, но и хорошо готовит, — усмехается он.
От его слов мне отчего-то становится тепло. Надо же, хоть что-то обо мне знает и помнит.
— Тогда не откажусь. А ты к парням иди, там за детьми присмотреть нужно. Они тебя всю неделю ждали. И огурчики отнеси. — Мила вручает ему тарелку и подмигивает.
Я топчусь на месте, не зная, за что взяться. Я вот не люблю, когда на моей кухне хозяйничает кто-то еще. Лучше уж пусть в гостиной ждут или рядом на стуле сидят и развлекают болтовней.
Но Мила не я, она быстро находит мне дело. Достает из холодильника сыр, кладет передо мной на стол нож, доску и командует:
— Нарезай, как нравится.
Она вообще очень располагающий человек. У нее глаза горят от счастья, она постоянно поглаживает свой выступающий животик, что-то напевает под нос.
В кухне панорамное окно, которое выходит на задний двор. Я стараюсь не смотреть туда, но взгляд то и дело цепляется за Давида, который играет с двумя малышками. На вид они ровесницы. Не знала, что он любит детей, мы с ним на эту тему ни разу нормально и не говорили.
Когда у меня перед нашей свадьбой случилась задержка, он вел себя сдержанно, не выступал против возможного отцовства, но когда беременность не подтвердилась — больше этой темы мы не касались.
— Вы двое снова вместе? — от внезапного вопроса Милы у меня нож соскользнул, и я порезала палец.
— Черт. — Подхожу к раковине и включаю воду, промывая рану.
— Сильно порезалась? — взволнованно спрашивает она.
— Ерунда, — отмахиваюсь от нее.
— Достанется мне от Давида, что травмировала его девушку. Но ничего, он все раны залижет на тебе, — звонко смеется она. — И не только раны.
От ее шутки я становлюсь пунцовой.
— Мы не встречаемся, — резко произношу я.
— Нет? — Ее брови ползут вверх, она смотрит на меня прищуренным взглядом, полным недоверия. — А я уж было решила, что этот идиот наконец-то что-то понял и решил сделать все правильно.
— Я его бывшая жена. — Смотрю на нее прямо, но реакция на мои слова у Милы совсем не та, что я ожидала.
— Я в курсе. И о том, что твой отец надавил на него с женитьбой, тоже знаю.
Она открывает верхний шкафчик и достает аптечку. Я вся напрягаюсь от ее слов. Он всю свою семью посвятил в подробности наших отношений?
— Но вместо того чтобы раскрыть свои глаза и разглядеть прекрасную девушку перед собой, он сокрушался о несправедливости и шел на поводу у гордости, — с чувством продолжает она. Ее голос звенит от раздражения. Словно она недовольна поведением Давида. — Даже не познакомил тебя со своей семьей. Хотя у нас, конечно, тогда был не лучший период в жизни. Мой муж был серьезно болен, мы все безумно переживали за него. Вот, держи. — Мила находит пластырь и протягивает его мне.
— Спасибо.
— Я тебя, конечно, впервые в жизни вижу, но и так могу сказать, что вы очень красивая пара. Может, дашь ему второй шанс?
— Разве он ему нужен? — фыркаю я, поднимая на нее взгляд. — Наши жизни разошлись в разные стороны еще три года назад.
— Но вы ведь сейчас здесь. Вдвоем. В одном доме. Это не соответствует твоим словам, — снисходительно улыбается Мила, становится рядом со мной, прислоняясь бедрами к столешнице.
— В любом случае это уже в прошлом, — пожимаю плечами я, стараясь казаться безразличной. Не понимаю, почему мы вообще обсуждаем с ней это.
— Знаешь, мы с мужем ненавидели друг друга до трясучки. Столько всего было, что и не припомнить. А сколько раз я ревела в школьном туалете из-за него.