Наша фантастика № 2, 2001
Шрифт:
Его заметили, но виду не подали. Люди, освобожденные от эксплуатации, знают себе цену. Он понимал, что надо во всех мелочах соблюдать выработанный веками ритуал, чтобы не оскорбить чувств рабочих. Так говорилось в размноженном на машинке пособии для руководителей баз по действиям в нештатных ситуациях. Сегодня ситуация была нештатная.
Он поставил бутылку на край стола и, слегка кашлянув, сказал:
— Вот что, ребята. Там канализация течет, а дядя Вася, сами понимаете…
— Эт-то мы понимаем, — сказал сдававший карты Мормышкин. — Эт-то мы понимаем. Но не могем. Рабочий день у нас. —
Михаил Анатольевич пересчитал игроков. Пятеро. Они явно зарывались. В том же руководстве были приведены нормы расхода, и он помнил их почти наизусть. Это было хамство, и требовалось уйти, чтобы тебя зауважали. Он взял склянку и прыгнул к двери. Мормышкин был у двери раньше и спросил:
— А много работы-то?
— Да часа на два. В прошлый раз дядя Вася два часа чинил.
— Это позавчера, что ли?
— Да.
— Ну ладно уж, уважим вас. Айда, ребята.
— А здесь кто останется? — спросил кто-то из ребят.
— А нехай автоматика следит. Мы же не каторжные. — И Мормышкин, элегантно выхватив склянку из рук Михаила Анатольевича, устремился вверх по лестнице. Вся толпа запрыгала вдогонку, случайно отбросив Михаила Анатольевича к стене. Он подождал, пока они скрылись, потер ушибленное плечо и пошел в свой кабинет.
Очевидно, они приняли свою дозу еще до того, как начать ремонт. Все выпить они, конечно, не могли, это свалило бы их с ног, но работать были уже не способны. Что-то пошло у них нештатно, кто-то пробил в туалете наружную стенку плазменным резаком, и вызванной аварийной команде пришлось утаскивать героев космоса в лазарет отсыпаться. По счастью, они догадались надеть скафандры перед работой, и обошлось без жертв. Если бы что случилось, Михаил Анатольевич угодил бы под суд, поскольку официально спирт на базу привозили для промывки оптических осей, и никто не давал ему права спаивать рабочих. Пособие же не было официальным документом и юридической силы не имело. Кстати, оно не было никем ни подписано, ни утверждено.
Он вернулся с места аварии к себе в кабинет и взялся за голову. Мелочь, конечно, но до чего же неприятно. И туалет теперь месяца два ремонтировать будут. Он сидел за столом с полчаса, тупо глядя на отрывной календарь, потом решил все же сходить пообедать. Но не успел. Дверь в кабинет отворилась, и вошли двое. Они были совершенно незнакомые и совершенно трезвые. Один из них оглядел комнату, заметил бутыль и сказал:
— Работенки какой мелкой не найдется?
— Сколько? — почему-то совсем не удивившись, спросил Михаил Анатольевич.
Посетитель показал пальцами, сколько. Михаил Анатольевич кивнул и объяснил, как дойти до туалета и что там необходимо сделать. Они вышли и через пять минут вернулись, доложив, что все сделано. Михаил Анатольевич не поверил. Пошли и посмотрели. Все было сделано самым лучшим образом. Он сердечно поблагодарил рабочих, пожал им руки, отвел в свой кабинет и усадил за стол. От закуски они отказались.
— А кто это у вас так продукт переводит? — Спросил один из них, кивнув на иллюминатор. Там, над освещенными солнцем скалами астероида, медленно
— Да так, не нарочно у них получилось.
— Еще бы нарочно. Еще какой работенки у вас не будет? — Он оценивающим взглядом окинул бутыль.
— А откуда вы взялись? — спросил Михаил Анатольевич, который давно уже начал подозревать что-то неладное.
— Да так, налаживали тут неподалеку звездочку одну. Вам, случаем, небольшое солнышко тут не подвесить? Или, может, планетку из астероидов соорудить — мы сможем.
— Ну, разве что с водой и атмосферой, — в раздумье сказал Михаил Анатольевич — он понимал, что продешевить тут нельзя.
— Ну разумеется, о чем разговор! Сделаем в лучшем виде!
— Сколько? — спросил Михаил Анатольевич.
— Сколько положено, — сказал посетитель и кивнул на бутыль.
— Ну хорошо, приступайте.
Через полчаса сила тяжести заметно возросла и достигла половины земной. За иллюминатором текла речка, пели птички, на лугу паслось какое-то домашнее животное, с цветка на цветок перелетали бабочки. Маленькое, но яркое солнце, куда ярче настоящего, быстро катилось по небу, изредка скрываясь в облаках. Бутыль, стоявшая у стола, исчезла вместе с посетителями.
Когда спустя несколько лет погасла одна из ближних звезд, Михаил Анатольевич сказал себе, что ему до этого нет ровно никакого дела. Он был уже начальником управления.
СДЕЛАЙ СЕБЕ СОБЕСЕДНИКА
Эсфатогал Маоэнхам сыбранал чвалами на хролней дуграле, когда перед ним внезапно возникло из ничего существо престранного вида. Обваля его зрялой, Маоэнхам кулепнулся на тропахи и заолшвал. То, что он увидел, было ни на что не похоже — маленькое, на вид совершенно твердое существо стояло вертикально на двух тонких отростках. Верхняя половина, похожая на орвабля, была снабжена двумя тонкими отростками, которые беспрерывно мотались туда и сюда. Венчало все это нечто шарообразное, но со многими выступами. Эсфатогал Маоэнхам эсквабнулся и заагранил.
Вдруг что-то неуловимо изменилось, Маоэнхам даже не мог понять, что именно, во всяком случае, никак не само это странное существо. Однако теперь оно уже не казалось Эсфатогалу таким уж странным. Правда, его щупальца были на вид слишком твердыми, да и главный желудок, прилепленный зачем-то на самом верху, был явно маловат, но в этом мире все может быть, вон, говорят, недавно в Жидких Болотах, в самом центре курортного района, выловили агряблю величиной с тогомеха. Так что особенно удивляться внешнему виду этого существа не стоит, лишь бы оно не вздумало нападать, что, правда, было бы весьма опрометчиво с таким маленьким главным желудком.
Существо между тем повертело в щупальцах какой-то предмет, и Эсфатогал снова почувствовал, как что-то изменилось, и снова не мог понять, что именно. Он по-прежнему сидел за столом у себя в кабинете, где-то за стеной стучала машинка, солнце светило в окно, а по стене, прямо под портретом Мегануса Дебраллуга, ползла акряпка. Перед столом его стоял все тот же незнакомец, но если он теперь и продолжал удивлять Эсфатогала своим внешним видом, то отнюдь не из-за строения своего тела, удивляла его одежда.