Наша непостижимая бесконечность
Шрифт:
Я почувствовала, как Элоиза коснулась моей ноги, и покраснела, осознав, что моя реакция могла показаться другим слишком бурной.
— Простите. — Я пожала плечами. — Просто… вы же знаете, я ненавижу давление.
— Угу. — Гейб нахмурился. — Мне определенно не нравится этот тип.
— Как и всем нам, — сказала Брайс. — Он не очень-то пышет теплом, и заметьте, это говорит вам не кто-то, а я.
Я улыбнулась редкому моменту самокритичности Брайс.
— Я все думаю, как Финн получился таким замечательным, — немного мечтательно проговорила Шарлотта.
Гейб
— Эй. Я вообще-то здесь и все слышу.
Она покраснела и одними губами произнесла извинения.
— Благодаря своей маме, — тихо ответила Эль. — Финн пошел в нее. Она была доброй. Хорошей.
— Ты помнишь ее? — спросила я.
— Да. Наши мамы дружили. Она много работала, но когда находилась рядом, это было чем-то волшебным. — Вспоминая, она улыбнулась. — Она умела заставить тебя почувствовать себя самой особенной, и что единственное место, где ей хочется быть — это рядом с тобой. Наверняка это и делало ее отличным врачом.
— Мне жаль. — Я осознала, что смерть матери Финна была потерей и для нее. Она многое потеряла еще до того, как ей исполнилось четырнадцать лет.
Ее благодарная улыбка была грустной.
— Спасибо.
— Что-то здесь стало слишком уныло. — Брайс вскочила на ноги. — Пора нам залезть в бар моего отца.
Глава 21
Пролетела оставшаяся часть каникул. На Новый год Эль пошла на вечеринку родителей Гейба, а я осталась дома, и мне пришлось признать, что более одинокого Нового года у меня давно не было. Даже когда наши отношения с Хейли были напряженными, мои новогодние вечера всегда были хорошими. Если я была не с ней, то со своими друзьями. В этот Новый год я впервые осталась одна. Эль словно шестым чувством что-то почувствовала и пришла за пять минут до полуночи. Мы сели в дальней гостиной с чашками какао и просто делились друг с другом тем, что чувствовали — молча, без слов.
Не успела я оглянуться, как наступил новый семестр, и однажды я обнаружила, что стою у шкафчика Элоизы в первый учебный день и меня подташнивает.
— Прекрати, — сказала мне Элоиза.
— Что прекратить? Я ничего не делаю.
— Ты излучаешь экстремально высокие волны нервной энергии, и из-за этого я тоже нервничаю.
— Ты и должна нервничать. Финн не разговаривал с тобой с самой свадьбы. Разве это не огорчает тебя?
— Естественно, огорчает. — Она захлопнула дверцу своего шкафчика. — Но мы с Финном дружим уже много лет, и я не сомневаюсь, что у нас все наладится.
— В отличие от нас с ним, — пробормотала я.
Ей можно было не отвечать. Ведь в конце концов это было правдой.
— Тише. — Элоиза повернулась ко мне. — Идут Брайс с Шарлоттой.
Я выглянула из-за ее плеча и увидела, что к нам направляются наши подруги, выглядя, как всегда, словно с модели с обложек модных журналов.
Когда они подошли, Брайс, нахмурившись, уставилась на меня.
— Выглядишь ужасно. У тебя опять булимия?
— У меня никогда не было булимии.
— Ты ведь понимаешь, что если не справишься
Я посмотрела на Элоизу.
— Я сейчас двину ей по лицу.
Губы Эль дернулись, и она укоризненно посмотрела на Брайс.
— Перестань.
Брайс невозмутимо пожала плечами.
— А что?
— Может, хотя бы в этом семестре не будешь пытаться взбесить всех подряд?
— И как мне тогда веселиться? — ухмыльнулась Брайс, и тут прозвенел первый звонок.
Внезапно у меня в животе заметался рой бабочек.
Я сделала дрожащий вдох и последовала за девочками на микроэкономику.
Я неуверенно шагнула за порог кабинета и, когда увидела Финна на его обычном месте, то словно захлебнулась от порыва ветра. Он посмотрел на нас, а затем сфокусировал взгляд на Эль.
Меня он не удостоил и взгляда.
Вытерев вспотевшие ладони о бедра, я пошла к своему стулу, а Эль тем временем остановилась около Финна.
Я не расслышала, о чем они говорили, но, раз Финн взял ее за руку, то, полагаю, все было прощено. Они со значением посмотрели друг другу в глаза, и на лице Эль отобразилось облегчение. Она поцеловала его в щеку и села рядом.
Отвергнутая, виноватая, злая и раненая в самое сердце, я практически упала на стул, придавленная грузом эмоций, и уставилась прямо перед собой.
За весь урок я ни разу не почувствовала на себе его обжигающий взгляд.
Словно стала для него невидимкой.
Это причиняло боль.
После звонка я выскочила из класса, отчаянно стремясь оказаться подальше от Финна, прежде чем кто-нибудь сможет что-то сказать.
На творческом письме Шарлотта попробовала выспросить у меня, что случилось, но я грубо отказалась ей отвечать, обидев ее и добавив еще вины к той неразберихе эмоций, которые чувствовала сейчас.
Приближалась современная европейская история. Я подумала было ее прогулять, но потом поняла, что это станет лишь оттягиванием неизбежного. Я ведь не могла бросить школу.
Если бы только был способ сделать это и все равно стать прокурором.
Я пришла на историю раньше Финна, и от этого мне стало чуточку легче, потому что позволило опустить голову, уставиться в парту и притвориться, что Финн не игнорировал меня.
Когда он зашел в кабинет, я это почувствовала. И осознавала каждое его движение, пока он садился рядом со мной. Все словно вернулось в те времена, как когда мы не могли признаться себе, что нас тянет друг к другу.
Но стало хуже. Намного хуже.
В последнем прочитанном мною романе героиня после того, как ее бросил герой, сказала, что лучше бы она никогда не встречала его. Раньше я считала ее идиоткой, потому что втайне мне нравилось думать, что Теннисон был прав — лучше любить и потерять, чем вообще не любить.
Теперь я понимала ее. Сейчас мне уже не казалось, что лучше любить и потерять. Сейчас я всем сердцем жалела, что мы с Финном не незнакомцы, потому что каждые пять секунд еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться — а в старшей школе слезы при всех были одной из самых унизительных вещей, которые могли случиться с подростком.