Наша светлость
Шрифт:
– Ешь. Сегодня. Завтра ни к чему не прикасайся.
– Сам знаю.
Оба злы, но прячут злость.
И завтрашнее утро выглядит далеким. Тисса позволяет себе думать, что оно никогда не наступит. У нее есть сегодняшний вечер, и пусть он длится себе...
– Девочка моя, - Урфин шепчет на ухо, никого не стесняясь.
– Завтра все закончится.
Так или иначе.
– Тебе придется быть сильной. И помни, что я
Слушать Хендриксона...
Жаль, что Урфин не может остаться на ночь. И Тисса не спит, лежит очень-очень тихо, чтобы не потревожить леди Изольду, но та заговаривает первой:
– Тебе страшно?
– Да.
– И мне.
В темноте ее рука находит руку Тиссы, и это прикосновение успокаивает. Наверное, Тисса все-таки заснула, потому что когда открыла глаза, то услышала тишину. Буря улеглась. А окна залепило снегом так, что рассвета не увидеть.
Вместо завтрака приносят одежду: сорочку из тонкой ткани, темное платье и гладкий чепец. Но выясняется, что сейчас его надевать не стоит. Тиссе предстоит еще одна процедура.
Ее проводят.
Нет, еще не казнить. У казни есть свой ритуал, сложившийся веками, и этот ритуал не терпит изменений.
Крохотная комната. Стул. И стол, на котором разложены ножницы всех размеров и ножи. Таз с пеной. Щетки. Над жаровней греются полотенца.
– Извините, леди, но такова традиция, - лорд-палач указывает на стул.
Кроме него в комнате лишь Кормак. И он хмурится, разглядывая Тиссу, а потом говори:
– Право, в этой традиции нет смысла. Не стоит мучить девушку.
Холодное прикосновение металла к затылку. Щелчок. Прядь падает на пол, а Тисса не может сдержать слез.
– Оставь ее, Хендриксон.
– Чтобы ты потом обвинил меня в ненадлежащем соблюдении закона?
– Леди, скажите ему...
– Пусть...
– Тисса способна еще говорить, - ...все будет по закону.
Щелчок. И щелчок. Каждый звук заставляет вздрагивать и сжиматься. А ведь это даже не казнь... и Тисса должна взять себя в руки. У нее получается. Почти. Слезы - не в счет.
Они тоже когда-нибудь да иссякнут.
– А теперь не шевелитесь.
Полотенце на плечах. Запах мыла. Пены. Бритва снимает остатки волос, и Тиссе до того неприятен звук - сталь по коже - что она перестает рыдать.
– Вот почти и все...
Хендриксон вытирает остатки мыла теплым полотенцем и подает чепец.
– Надеюсь, обвинение довольно?
Ответа он не удостаивается. А Тиссу ведут назад. У нее есть полчаса на то, чтобы попрощаться с семьей. Но странно, что теперь у Тиссиных покоев на страже красные плащи.
И хорошо, что дверь из темного дуба надежно запирается не только снаружи, но и изнутри.
Урфин ждет.
Он больше не зол, скорее взбудоражен, хотя глаза по-прежнему темные.
– Я для Долэг письмо написала. Ты ведь передашь?
– Сама передашь, - он говорит шепотом и, взяв Тиссу за руки, разглядывает пальцы. Они немного опухли и сыпью покрыты.
– Хотя нет, оставь здесь. Пусть посмотрят.
Кто? И зачем?
Урфин же достает из кармана флакон с маслом, льет Тиссе на руки и втирает старательно, больно даже.
– Потерпи, родная, мне надо снять кольца. И цепочку тоже...
Вытирает и оставляет на столике.
Что он собирается делать?
Идет к двери. И в руке у Урфина старый ржавый ключ, который удивительным образом подходит к замочной скважине. Но ведь за дверью люди Кормака и...
...и комната без окон. Три свечи на канделябре. Стол. И женщина за столом. На ней черное платье Тиссы и ее же белый чепец. И когда женщина встает, то Тисса пугается - она видит себя!
Красное опухшее лицо. Набрякшие веки. Ороговевшие губы. Кожа шелушится и блестит.
Но это не Тисса... это...
– Пей, - у губ Тиссы оказывается фляга.
– Пожалуйста. Я тебе позже все объясню.
Она глотает горькую настойку.
Это неправильно! Нельзя, чтобы другой человек заплатил за убийство, Тиссой совершенное! И что бы Урфин ни пообещал за такую помощь, все равно не правильно!
Только язык больше Тиссу не слушается. И тело тоже. Свечи перед глазами плывут и меркнут... ей не позволяют упасть, подхватывают на руки, передавая в руки другие.
– Нишхат, ты все понимаешь?
– Да, капитан.
Уже в покоях Кривой башни, Урфин подаст женщине другой флакон, содержимое которого она осушит одним глотком, радуясь тому, сколь выгодную сделку заключила. Но нахлынувшее безразличие погасит радость, а следом придет странная немота. Ну и ладно, ей вовсе не хотелось разговоры разговаривать. Она позволит надеть кольца - простенькое из серого металла и другое, украшенное черным алмазом - и золотую цепочку сложного плетения.