Наше преступление
Шрифт:
Она съ брезгливостыо иоморщилась.
— Понавезутъ сюда среди ночи ньяныхъ, гряз-ныхъ мужиковъ и вотъ возись съ ними... — про-ворчала она, оглядываясь на дверь, черезъ которую служитель вносилъ вычищенный, ярко сіяющій мдью тазъ и на немъ кувшинъ съ теплой водой.
— Барышня, да не пьяный енъ, ёнъ забитый... — сказала Акулина.
— Не пьяный! Какъ изъ винной бочки отъ него несетъ. Ужъ лучше молчала бы.
Она взяла въ руюу губку.
— Перевязку я ему сдлаю, первую помощь по-дамъ, а та^ъ везите, куда хотите... — говорила она, проворно промывая и съ брезгливо сжатыми губами
— Ишь привыкли, какой бы негодяй ни обожрался водки, среди ночи тащутъ въ больницу... Что тутъ, трактиръ или постоялый дворъ для васъ, свиней?
— Ну-ка, раздньте его! — приказала она двумъ находившимся тутъ служителямъ.
Т раздли Ивана до-гола. '
Фельдшерица съ прежней брезгливой миной осмо-трла его, приказывая служителямъ переворачивать Ивана на стол со спины на бокъ и обратно.
— Я сказала, что онъ только пьянъ. Никакихъ серьезныхъ іповреясденій у него нтъ... маленькія ран-ки на голов и болыпе ничего.
Согнутыя въ локтяхъ руки Ивана оставались при-жатыми къ грудямъ. Фельдшернца, всмъ тломъ на-легши на его правую руку, когда дюжій служитель держалъ Ивана за плечи, съ такой силой два раза рванула ее, что та, разжавшись, со всего размаха ударилась о край стола.
Катерина вздрогнула и помертвта вся. Акулина застонала. Ноги ея подкашивались. _
75
— Барышня, голубушка ты наша, не обидься... — дроя?ащими губами выговорила она сквозь слезы. — Вдь ему больно...
— Какая чувствительность, подумаешь! Что ему отъ этого? Буду я съ пьяными мужиками разводить китайскія церемоніи! Какъ топорами, да дубьемъ глу-шатъ другъ друга, такъ это ничего, а тутъ стукнулся рукой объ столъ и ужъ бда. Небось, ничего ему отъ этого не станется!
Фельдшерица быстро выстригла, промыла и за-бинтовала три раны на передней части головы. Аку-лина робко напомнила ей, чтО у сына всь затылокъ изрубленъ.
Фельдшерица окончательно вышла изъ себя.
— Прошу не указывать! Безъ тебя знаю свос дло! И... вонъ отсюда! Постороннимъ тутъ не м-сто. Зачмъ он здсь? — спохватилась она, обра-щаясь къ служителямъ. — Удалите вонъ отсюда. Только мшаютъ работать своими дурацкими замча-ніями.
— Ну, идите, идите, чего стоитс? Сказано вамъ, постороннимъ тутъ не полагается, ну и идите, — неохотно сказалъ одинъ изъ двухъ находившихся здсь служителей, — степенный, рыжебородый, сред-нихъ лтъ мужикъ и, когда бабы вышли, плотно при--творилъ за йими дверь.
Посл перевязки Иванъ пересталъ всхрапывать и. не открывая глазъ, глубоко, мрно дышалъ.
— Куда его прикажете положить? — спросилъ служитель.
— Несите его обратно къ нимъ. Куда хотятъ, туда пусть и дваютъ. Намъ пьяныхъ не надо, — отвтила фельдшерица, стоя передъ умывальникомъ и намыливая руки. Выходя изъ комнаты, въ две-ряхъ она столкнулась съ бабами.
— Перевязку я ему сдлала, а оставить въ боль-ннц ие могу. Ему II^^^е^ГОикіа^ГекН^и
76
чего. Сейчасъ его однутъ и вынесутъ вамъ и за-бирайте съ Богомъ!
— Да намъ взять-то некуда... — отвтила Акули-на, горестно разводя руками.
Фельдшерица молча нрошла мимо нихъ въ кори-доръ.
— Некуда взять-то... — повторила Акулина. — Еще помретъ дорогой. Головушка моя бдная, што жъ тогда длать-то? нльзя намъ взять... нтъ... Куда же взять-то?
— А-а, ще разговоры...
Фельдшерица круто поверпулась и вошла снова въ операціонную комнату.
— Сейчасъ снеста его внизъ и положить въ су-масшедшую палату, — приказала она служителямъ: — сейчасъ же, сію минуту. Нахалы, свиньи гряз-ныя...
Отдавъ такое приказаніе, фельдшерица хлопнула дверью и стремительно удалилась въ дежурную ком-нату.
Обернувъ совершенно голаго Ивана въ простыню, служители по каменнымъ ступенямъ выпесли его въ полуподвальный этажъ и положили на прочной, вы-сокой желзной кровати въ узкой, длинной комнат, съ маленькимъ подъ сводчатымъ потолкомъ оконцемъ съ желзной ршеткой.
Эта комната служила временнымъ помщеніемъ для помшанныхъ, гд они содержались до отправки ихъ въ губернскій городъ въ спеціальную лечебницу. Воздухъ здсь былъ затхлый и тяжелый, вслдствіе отсутствія вентиляціи и сосдства кладовыхъ и кухни.
Акулина, набравшись смлости, сходила въ де-журную комнату и умоляла фельдшерицу оставить ее на ночь при сын.
Та наотрзъ отказала.
— Она у насъ лютая! — отозвался о фельдшериц одинъ изъ служителей,?^^^ИI^е]|ГпЩIГ&.гШI]:Ю' важивалъ бабъ за дверъ изъ опраціоиной. — На ее какъ иадетъ: другой разъ хошь голыми руками со бери, а ^ругой — колется, што ершъ. Заносится такъ, што бды, и чего заносится? Мать ейная ирізжала намедни: совсмъ чернопятка, што и мы, гршные. Вотъ попросите завтра дохтура, главнаго здся. Про-стой баринъ, не постоитъ, дозволитъ...
XV. .
Ночыо Иванъ сталъ метаться, тяжело, какъ куль, свалился съ кровати на кирпичный полъ и замы-чалъ. .
Его томила жажда; ему казалось, что онъ пла-ваетъ въ вод и жадно ловитъ ее ртомъ, и вотъ-вотъ захватитъ глотокъ и проглотитъ, но вода плескалась подъ самыми его губами и все усдользала. Онъ д-лаетъ все боле и боле частыя и отчаянныя усилія и все напрасно: вода н давалась. Такъ продолжалось долго.
Эта безплодная погоня утомила его, и тогда Иванъ сталъ вылзать изъ воды, но она все плотне и крпче обволакивала его со всхъ сторонъ. И была это уже не вода, а крпкій рогожный куль, въ который его зашили и который до боли врзывался въ его тло.
На самомъ же дл Иванъ барахтался на полу и обвившаяся вокругъ него простыня прецятствовала ем.у приподняться. Наконецъ онъ слъ, опершись руками объ полъ, съ уСиліемъ открылъ лвый глазъ (правое запухшее вко не поднималось) и, медленно ворочая на израненной ше качаюіцейся, какъ подсолнечникъ на стебл, головой, сталъ безсмысленно озираться во-кругъ себя. і
Въ ушахъ шипло и свистло, и это шипніе и свистъ исходили не извн, а изнутри, точно въ са-мой голов кишмя киЩ^л^ите1ШИка^ГЧК^^ 78